Базар житейской суеты. Часть 2

При этой внезапной мысли, возникшей въ изобртательномъ мозгу мистриссъ Бекки, Родонъ разразился самымъ дикимъ и отчаяннымъ смхомъ, такъ-что переполошилъ всю гостинницу, уже спавшую крпкимъ сномъ въ этотъ полночный часъ. Милордъ Тюфто, квартировавшій надъ нашими героями, во второмъ этаж, послалъ своего деньщика освдомиться, ужь не спятилъ ли съ ума его адъютантъ. Поутру, на другой день, за чашкой кофе, Ребекка объяснила всю эту сцену, къ великому наслажденію милорда, который и самъ покатился со смху, когда выслушалъ первую импровизированную рчь, произнесенную Ребеккой въ мнимомъ обществ «Кувыркателей», къ которымъ со временемъ будетъ принадлежать ея супругъ.

Но прошли, наконецъ, вс эти веселые дни, рчи и бесды. Съ роковою встью о поход и открытіи кампаніи, Родонъ Кроли вдругъ сдлался угрюмъ и мраченъ въ такой степени, что Ребекка позволила себ сдлать на его счетъ нсколько весьма колкихъ замчаній. Это оскорбило капитана.

— Надюсь, мистриссъ Бекки, вы не считаете меня трусомъ; сударыня, сказалъ онъ голосомъ, дрожащимъ отъ внутренняго волненія, — я готовъ умереть во всякое время, и грудь моя открыта для непріятельскихъ пуль; но что будетъ съ тобою, Бекки… а можетъ и еще съ кмъ-нибудь… съ двумя, то-есть безпріютными и беззащитными особами, которыя останутся посл моей смерти? Надъ этимъ нечего смяться, я полагаю.

Тысячи нжныхъ словъ и выраженій готовы были, во всякомъ данномъ случа, смягчить и успокоить раздраженнаго супруга. Сатирическій духъ Ребекки, тсно соединенный съ ея природнымъ темпераментомъ, живымъ и юркимъ, проходилъ въ одно мгновеніе ока, и физіономія ея, переставая выражать неугомонную веселость, быстро омрачалась самымъ печальнымъ колоритомъ. Къ такимъ артистическимъ видоизмненіямъ она пріучила себя еще въ лондонскомъ предмстьи Сого, подъ скромной кровлей родитедьской квартиры.

— Милый другъ! воскликнула она, неужели ты думаешь, что я ничего не чувствую?

И въ доказательство чувствительности, румяныя ея щеки оросились крупными слезами, способными размягчить самое черствоё сердце.

— Ну, полно, полно, Бекки, сказалъ растроенный супругъ, посмотримъ-ка вотъ лучше, что у тебя можетъ остаться, въ случа моей смерти. Въ послднее время мн особенно везло, и вотъ тутъ наличными ровно двсти тридцать фунтовъ. Въ карман у меня десять наполеондоровъ; этого, авось, хватитъ на весь походъ. Больше для меня не нужно. За столъ и за квартиру не плати, потому-что генералъ Тюфто расплатился за насъ и за себя. Если меня убьютъ, помни, Бекки, что я не долженъ содержателю. гостинницы ни одного шиллинга. Не плачь, мой другъ, оно, можетъ-быть, и лучше, если убьютъ, потому-что… какъ знать? чего бы ты натерплась со мной. Своихъ лошадей я не беру; оно будетъ дешевле, если поду на генеральскомъ гндк. Я ужь сказалъ генералу, что моя лошадь захромала. Ну, такъ если оно… того, Бекки, лошадей-то, знаешь, можно будеть продать. За кобылу вчера Григгъ давалъ мн девяносто гиней, только я имлъ глупость заартачиться и не уступалъ меньше сотни, такъ-какъ еще намъ не была объявлена эта внезапная новость. Бульфинчь нигд не потеряетъ своей цны, а все-таки лучше продать его въ этой сторон, потому-что въ Лондон его, пожалуй, отнимутъ у тебя за долги. Эту маленькую лошадку, что подарилъ теб сэръ Тюфто, тоже не мшаетъ продать здсь, потому-что, другъ мой, Бекки, воздухъ лондонскихъ конюшенъ будетъ нездоровъ для нея, прибавилъ улыбаясь мистеръ Родонъ. Вотъ эта дорожная шкатулка стоила мн двсти фунтовъ… то-есть, я еще не заплатилъ за нее, не плати и ты, а полтораста фунтовъ теб всякій за нее дастъ. За продажу моего гардероба тоже можно выручить порядочную сумму. Здсь вотъ, къ вашимъ услугамъ, мои булавки, кольца, часы съ золотой цпочкой, и другой довольно цнный хламъ. Все это спусти при первомъ удобномъ случа. За эти часы и цпочку, тётушка Матильда, помнится, заплатила сотню фунтовъ. Золотые флакончики могутъ быть проданы отдльно отъ шкатулки фунтовъ за тридцать. Какъ жаль, право, что у того же купца я не озаботился взять золотой сервизъ!.. Но ужь длать нечего, Бекки, надобно хорошенько воспользоваться и тмъ, что есть.

Длая такимъ-образомъ эти послднія распоряженія, мистеръ Кроли, бывшій отчаяннымъ эгоистомъ до самой женитьбы, когда безкорыстная любовь, нжная и пламенная, пересоздала его грубую натуру, перебиралъ, одну за другою, вс статьи своего движимаго имущества, стараясь опредлить приблизителыіую цну каждой вещи. Онъ былъ серьёзенъ и задумчивъ, потому-что занимался устройствомъ судьбы своей будущей вдовы. Вооруженный карандашомъ, онъ взялъ листъ бумаги, и составилъ школьнымъ почеркомъ длинный реэстръ всхъ своихъ вещей, съ отмткою приблизительной цны каждой. Вотъ образчикъ этого замчательнаго реэстра:

«Двухствольное мортоновское ружье — сорокъ гиней. Походная шинель на собольемъ мху — пятьдесятъ фунтовъ. Дв пары пистолетовъ въ футляр изъ розоваго дерева (пригодные особенно для дуэлей) — двадцать фунтовъ. Три новыхъ сдла и три попоны, — сорокъ фунтовъ.»