Едва-ли нужно докладывать читателю, какъ нжная мать кормила его, леляла, одвала, отстраняла отъ него всхъ нянекъ и не позволяла постороннимъ рукамъ прикасаться къ его нжному тльцу. Это ужь само собою разумется. Величайшая милость, какой удостоивался майоръ Доббинъ, состояла въ томъ, что ему позволяли повременамъ няньчить на своихъ рукахъ маленькаго Джорджа. Ребенокъ былъ для мистриссъ Эмми ея бытіемъ, физическимъ и нравственнымъ. Все ея существованіе олицетворилось и сосредоточилось въ материнскихъ ласкахъ. Слабое и безсознательное созданіе было окружено ея любовью, близкою къ безпредльному благоговнію. То была въ полномъ смысл жизнь, физическая и нравственная, что младенецъ всасывалъ въ себя изъ материнской груди. По ночамъ и наедин въ своей комнат, Амелія наслаждаласъ тми неизъяснимыми восторгами любви, которые могутъ быть понятны только женскому сердцу. Это чувство — инстинктъ любящей матери и нтъ въ немъ даже тни эгоизма. Вилльямъ Доббинъ любилъ на досуг вдумываться въ эти движенія мистриссъ Эмми и, должно отдать ему справедливость, отгадывалъ чутьемъ почти вс оттнки чувствованій, волновавшихъ ея сердце, но увы! онъ видлъ также съ удовлетворительною ясностью, что для него самого не было въ этомъ сердц никакого уголка. Но зная это, майоръ Доббинъ не ропталъ, и съ покорностію переносилъ свою судьбу.
Думать надобно, чтю мать и отецъ мистриссъ Эмми сознавали въ нкоторой степени намренія майора, и чуть-ли не готовы были поощрять ихъ съ своей стороны. Доббинъ ходилъ къ нимъ каждый день, и сидлъ по цлымъ часамъ то съ Амеліей, то съ хозяиномъ дома, мистеромъ Клеппомъ, и его семьей. Всмъ безъ исключенія, каждому и каждой, онъ приносилъ почти каждый день подъ тмъ или другимъ предлогомъ, какіе-нибудь подарки, и хозяйская маленькая дочка, амеліина фаворитка, называла его не иначе, какъ сахарнымъ майоромъ. Эта двочка разыгрывала обыкновенно роль церемоніймейстерши, докладывая мистриссъ Осборнъ о прибытіи майора. Однажды она расхохоталась, когда сахарный майоръ прикатилъ въ Фольгемъ, и вытащилъ изъ своего кабріолета деревянную лошадку, барабанъ, трубу и другія воинственныя игрушки, еще слишкомъ неудобныя для маленькаго Джорджа, потому-что ему было въ ту пору не больше шести мсяцовъ отъ роду. Ребенокъ спалъ.
— Тсс! шепнула Амелія, обезпокоенная, вроятно, скрипомъ тяжелыхъ сапоговъ майора.
И она съ улыбкой протянула ему руку, которой, однакожь, Вилльямъ не могъ взять, пока не разставилъ по различнымъ мстамъ разнообразныя принадлежности своего груза.
— Ступай внизъ, Мери, сказалъ майоръ маленькой двочк,— мн надобно поговорить съ мистриссъ Осборнъ.
Амелія съ удивленіемъ взглянула на Вилльяма, и осторожно положила спящаго младенца на постельку.
— Я пришелъ проститься съ вами, Амелія, сказалъ майоръ, слегка прикоснувшись къ ея рук.
— Проститься, Вилльямъ? Да.
— Куда жь вы дете? спросила она улыбаясь.
— Можете пересылать ко мн письма черезъ моихъ лондонскихъ агентовъ, отвчалъ майоръ Доббинъ, — имъ будетъ извстенъ мой адресъ. Вдъ вы будете писать ко мн, Амелія, не правда ли?
— Какъ же, какъ же! Я стану писать къ вамъ о Джорджиньк, сказала мистриссъ Эмми. А на долго вы узжаете?
— Надолго, Амелія, и еще неизвстно, увидимся ли мы.
— Скажите, какъ это жаль! Вы были такъ добры къ нему и ко мн, милый Вилльямъ. Посмотрите, какой онъ ангелъ!
Красныя ручонки малютки Джорджа безсознательно обвились вокругъ пальца честнаго Вилльяма, и Амелія посмотрла на его личико съ лучезарнымъ материнскимъ восторгомъ. Самые жестокіе взгляды непримиримой ненависти и злобы не могли сразить майора сильне и ршительне, чмъ этотъ взоръ безнадежной ласки. Онъ склонился надъ матерью и младенцемъ, и съ минуту не могъ произнести ни слова. Собравъ наконецъ вс свои силы, онъ проговорилъ:
— Благослови васъ Богъ, Амелія!
— Благослови васъ Богъ, Вилльямъ! сказала мистриссъ Эмми.
Затмъ она приподняла свою голову, и поцаловала его.
— Ахъ, тише, пожалуйста! Не разбудите Джорджиньку, прибавила она, когда Вилльямъ Доббинъ заскриплъ своими неугомонными сапогами при выход изъ дверей.
Амелія не видла и не слышала, какъ майорскій кабріолетъ отъхалъ отъ воротъ: она смотрла на своего Джорджиньку, который въ эту минуту улыбался ей во сн.
ГЛАВА XXXV
Нуль годоваго дохода и десятки тысячъ расхода