Базар житейской суеты. Часть 4

Миссъ Осборнъ, тётушка Джорджа, была теперь въ полномъ смысл перезрлая старая два, согбенная подъ тяжестію сорока лтъ скуки, тоски, несбывшихся мечтаній и надеждъ. Командавать ею было весьма удобно и легко. Какъ-скоро Джорджинька хотлъ у нея выманить какую-нибудь вещицу — баночку съ вареньемъ изъ буфета, или завялый цвтокъ изъ альбома (то былъ старинный, дорогой альбомъ, заведенный еще въ ту поэтическую эпоху, когда миссъ Осборнъ училась живописи у мистера Сми, незабвеннаго друга ея сердца) — вещица немедленно переходила въ его владніе, и удовлетворивъ такимъ-образомъ своему желанію, мастеръ Джорджъ уже не обращалъ ни малйшаго вниманія на свою тетку.

Вс его сверстники и пріятели, посщавшіе школу, благоговли передъ юнымъ джентльменомъ, такъ-какъ старшій ихъ учитель вжливо раскланивался и почтительно разговаривалъ съ мастеромъ Джорджемъ. Леди, посщавшія домъ мистера Осборна, вс безъ исключенія ласкали хорошенькаго мальчика. Мистриссъ Тоддъ съ очевиднымъ удовольствіемъ оставляла съ нимъ свою младшую дочи Розу Джемиму, прелестную малютку восьми лтъ.

— Какая чудесная парочка! говорила мистриссъ Тоддъ своимъ задушевнымъ пріятельницамъ, которыя однакожь никогда не посщали Россель-Сквера, вслдствіе чего нжная мать могла вполн положиться на ихъ скромность. — Какая чудесная парочка! Сердце не нарадуется, когда смотршь на няхъ. И кто знаетъ, что можетъ случиться?..

Ддушка съ матерней стороны, разбитый горемъ старикъ, прозябавшій на Аделаидиныхъ Виллахъ, безусловно, также подчинился самовластному джентльмену. И могъ ли онъ не уважать мальчика въ такомъ прекрасномъ плать, разъзжавшаго на чудесной лошадк въ сопровожденіи грума? Джорджинька, напротивъ того, безпрестанно слышалъ самыя злыя сатиры, обращенныя на Джона Седли его старымъ и закоснлымъ врагомъ. Мистеръ Осборнъ обыкновенно называлъ его старымъ нищимъ, старымъ угольщикомъ, старымъ банкрутомъ, и весьма нердко названія этого рода сопровождались другими сильнйшими эпитетами, обличавшими необузданный гнвъ и глубоко затаенную злобу. Весьма немудрено, что, при такихъ обстоятельствахъ, Джорджинька совсмъ пересталъ уважать несчастнаго отца мистриссъ Эмми. Черезъ нсколько мсяцевъ посл водворенія его на Россель-Сквер, старушка мистриссъ Седли умерла. Мальчикъ питалъ къ ней очень слабую привязанность, и равнодушно выслушалъ печальную всть о кончин своей бабушки. Онъ сдлалъ визитъ своей матери въ прекрасномъ траурномъ костюм, и былъ очень недоволенъ, что не могъ въ тотъ вечеръ хать въ театръ, гд давали одну изъ любимыхъ его пьесъ.

Болзнь старушки поглощала въ послднее время всю дятельность мистриссъ Эмми, и, быть-можетъ, служила для нея спасительнымъ развлеченіемъ посл разлуки съ сыномъ.

Изъ креселъ въ гостиной старушка перешла въ постель, съ которой уже не суждено было ей встать. Мистриссъ Осборнъ переселилась также въ спальню больной матери, и отлучалась отъ нея на короткое время для свиданія съ Джорджемъ. Старушка бранила ее даже за эти рдкія отлучки, и брюзгливость ея, казалось, возрастала съ увеличеніемъ предсмертнаго недуга. Кто бы могъ подумать, что мистриссъ Седли, нкогда добрая, нжная, улыбающаяся мать, превратится въ капризную и подозрительную старуху, какъ-скоро бдность, нищета и физическіе недуги истребятъ изъ ея души вс лучшія человческія свойства? Но болзнь и горкіе упреки матери не могли сокрушить чувствительнаго сердца мистриссъ Эмми. Совсмъ напротивъ: она тмъ легче переносила другое бдствіе, тяготвшее надъ ея душой, и безпрестанныя жалобы страдалицы отвлекали ее отъ другихъ безпокойныхъ и тревожныхъ мыслей! Предупредительная и нжная, Амелія всегда готова была отвчать на сварливый голосъ немощной старушки, всегда утшала ее словами небесной надежды, исходившими прямо отъ этого чистаго сердца, и наконецъ ей суждено было закрыть навсегда эти глаза, которые нкогда смотрли на нее съ материнской любовью.

Съ этой поры состраданіе и нжность мистриссъ Эмми обратились на ея осиротлаго старика-отца, въ-конецъ оглушеннаго этимъ роковымъ ударомъ. Мистеръ Седли былъ теперь въ полномъ смысл сирота, одинокій въ цломъ мір. Его спокойствіе, честь, счастье, все, что любилъ онъ въ жизни, навсегда сокрылись въ могил съ трупомъ его жены. Одна только Амелія своими безпрерывными ласками и утшеніями могла еще нкоторымъ образомъ привязывать къ жизни этого немощнаго старца, задавленнаго душевной тоскою.

Однакожь я не намренъ писать для васъ исторію, милостивые государи, это было бы и утомительно, и скучно. Базаръ Житейской Суеты терпть не можетъ послдовательныхъ исторій. Слдовательно… d'avance!

* * *