Базар житейской суеты. Часть 4

Теперь боле чмъ когда-либо, нужны ей были силы для перенесенія своей горемычной доли. Амелія ршалась употребить вс зависвшія отъ нея средства, чтобъ успокоить и осчастливить старика-отца. Покорная своей судьб, она трудилась изо всхъ силъ, шила, починивала и заштопывала платья, играла на фортепьяно и въ триктракъ, пла любимыя псни Джона Седли, читала для него газеты, стряпала на кухн, гуляла съ нимъ въ кенсингтонскихъ садахъ, слушала, съ неутомимою улыбкой, его безконечныя исторіи о давно-минувшихъ временахъ, или — сидла задумчиво подл него, углубляясь въ свои собственныя воспоминанія и размышленія, когда старикъ, слабый и ворчаливый, грлся на солнышк въ саду, и пускался въ безсвязныя разсужденія о своихъ неудачахъ и несбывшихся надеждахъ. О, какъ грустны и тоскливы были вс эти мысли осиротлаго старца! Группы дтей бгавшихъ взадъ и впередъ по садовымъ аллеямъ, возобновляли въ воображеніи мистриссъ Эмми ея собственнаго Джорджиньку, котораго у нея отняли. Джорджъ-старшій былъ тоже отнятъ отъ нея, и какъ жестоко отнятъ! Въ томъ и другомъ случа, думала мистриссъ Эмми, судьба наказала ее за эгоистическую любовь. Она старалась уврить себя неопровержимыми доказательствами, что это наказаніе достоинымъ образомъ обрушилось на ея голову. Подломъ ей, легкомысленной эгоистк! Что тутъ прикажете длать? мистриссъ Эмми была совершенно одинока въ этомъ мір.

Разсказъ объ этомъ одинокомъ затворничеств ее — выразимо скученъ, я это отлично знаю, и желалъ бы душевно, для потхи читателя, оживить его какимъ-нибудь веселымъ событіемъ въ юмористическомъ тон. Дло очень возможное. Въ этихъ случаяхъ, какъ извстно всему свту, можно бы, напримръ, вывести на сцену нжнаго тюремщика съ пасторальными наклонностями, или мышь, выбгающую изъ-подъ пола, чтобъ поиграть бородой и усами арестанта, или, еще лучше, заставить его вырыть подземный подкопъ не иначе, какъ съ помощію только своихъ ногтей и зубочистки. Все это, поврьте мн, было бы очень весело и забавно, но, увы! исторія затворничества бдняжки Эмми решительно не представляетъ такихъ поэтическихъ приключеній и событій. Въ эту эпоху своей жизни была она вообще очень печальна и грустна, хотя это отнюдь по мшало ей улыбаться, когда кто-нибудь вступалъ съ нею въ интересную бесду. Она пла псенки, стряпала пуддинги, играла въ карты и починивала чулки для удовольствія и пользы своего престарлаго отца. И только. И больше ничего. Изъ всего этого читатель можетъ, если ему угодно, вывести весьма правдоподобное заключеніе, что мистриссъ Эмми вела весьма прозаическую жизнь, какую, напримръ, ведутъ десятки мильйоновъ существъ, одаренныхъ разумомъ. Но, банкротъ вы, или нтъ, милостивый государь; сварливый старикашка, или просто маститый старецъ, убленный сдыми волосами; во всякомъ случа я искренно желаю, чтобы на закат своихъ старческихъ дней, вы нашли мягкое и нжное женское плечо для своей опоры на гулянь, и сострадательную, заботливую руку, готовую во всякое время разглаживать подушки на вашей одинокой постел. Этого я вамъ искренно желаю.

Старикъ Седли, посл смерти своей жены; чрезвычайно полюбилъ свою дочь, и Амелія находила для себя единственное утшеніе въ исполненіи своихъ обязанностей въ отношеніи къ старому джентльмену.

Мы, однакожь, не хотимъ оставить навсегда въ этомъ униженномъ состояніи нжнаго отца и нжнйшую дочь. Скоро наступятъ для нихъ лучшіе дни въ сей юдоли плача и скорбей. Смтливый читатель, вроятно, уже догадался, кто былъ этотъ жирный и толстый джентльменъ, который, въ сопровожденіи стариннаго нашего пріятеля, майора Доббина, сдлалъ визитъ мастеру Джорджу въ его школ. Это, однимъ словомъ, другой, тоже старинный, нашъ другъ и пріятель, воротившійся изъ-за океана въ предлы туманнаго Альбіона. И воротился онъ въ такое время, когда присутствіе его сдлалось неизбжно-необходимымъ для его родни.

Майоръ Доббинъ выхлопоталъ безъ труда, у своего добраго командира, позволеніе отлучиться, по своимъ собственнымъ, нетерпящимъ отлагательства дламъ, въ Мадрасъ, и оттуда, по всей вроятности, въ Европу. И выхлопотавъ это позволеніе, онъ скакалъ день и ночь съ такою стрлообразною быстротою, что, по прибытіи въ Мадрасъ, открылась у него сильнйшая горячка. Слуги майора перенесли его въ домъ одного пріятеля, у котораго онъ намревался прогостить до своего отъзда въ Европу. Открылся между-тмъ весьма опасный бредъ, и эскулапы нсколько дней оставались при томъ мнніи, что заморскій нашъ путешественникъ удетъ никакъ не дале Георгіевскаго кладбища, гд будетъ сдланъ окончательно ружейный салютъ надъ его могилой, и гд, вдали отъ родной земли, покоятся сномъ непробуднымъ многіе храбрые молодые люди.