Базар житейской суеты. Часть 4

Какихъ покойниковъ жалютъ всего больше и оплакиваютъ всего искренне и нжне на Базар Житейской Суеты? Тхъ, я думаю; которые, при жизни, всего скоре могли забыть насъ. Смерть дитяти сопровождается обыкновенно такими горькими, безотрадными слезами, какихъ никогда не можетъ пробудить ваша собственная кончина, о возлюбленный братъ мой. Младенецъ едва только начинаетъ узнавать васъ, и вы совершенно исчезаете изъ его памяти посл кратковременной разлуки, но смерть его сокрушаетъ васъ гораздо боле, чмъ кончина искренняго вашего друга, или даже первороднаго вашего сына, который давно обзавелся своимъ домомъ. И если вы старый человкъ, и, о возлюбленный читатель (вс мы состаремся рано или поздно), старый и богатый, или старый и бдный — что ршительно одно и тоже — наступитъ грозный часъ, когда вы невольно подумаете, «добрые люди окружаютъ меня, добрые и ласковые, но никто, думать надобно, не загрустится обо мн, когда я отправлюсь на тотъ свтъ. Я богатъ, и вс эти господа ждутъ не дождутся моего наслдства. Или: «я очень бденъ, и давно сталъ тяжкимъ бременемъ для всхъ этихъ господъ».

* * *

Лишь-только окончился трауръ по кончин мистриссъ Седли, и лишь-только мистеръ Джой вздумалъ пощеголять въ столиц своими блистательными жилетами, пріобртенными въ Соутамптон, какъ вдругъ сдлалось очевиднымъ для всхъ обитателей новаго дома, что почтенный старичокъ, мистеръ Седли, намренъ въ скоромъ времени отправиться вслдъ за своей супругой въ горнюю страну.

— Здоровье моего отца не позволяетъ мн давать большихъ вечеровъ и обдовъ въ ныншній сезонъ, торжественно замчалъ мистеръ Джой въ своемъ клуб, но если вы, другъ мой Чотни, завернете ко мн въ половин седьмаго, я буду очень радъ раздлить съ вами скромную хлбъ-соль. Вы найдете за моимъ столомъ двухъ или трехъ пріятелей, съ которыми авось не будетъ вамъ скучно.

Такимъ-образомъ, сановникъ Индіи и столичные его пріятели обдали и пили втихомолку свой кларетъ. Между-тмъ, какъ песочные часы жизни бжали впередъ въ стклянк престарлаго джентльмена, обитавшаго наверху. Дюжій лакей въ бархатныхъ туфляхъ подавалъ вино дорогимъ гостямъ, и они спокойно усаживались за вистъ посл обда. Майоръ Доббинъ принималъ довольно дятельное участіе въ этой невинной забав, и случалось повременамъ, что мистриссъ Осборнъ тоже присоединялась къ этой компаніи, когда паціентъ ея, уложенный спать, вдавался въ тотъ полусонный бредъ, который обыкновенно снисходитъ на старческую подушку.

Впродолженіе болзни, старикъ находилъ въ своей дочери единственную покровительницу и утшительнщу. Изъ ея только рукъ принималъ онъ свои бульйонъ и микстуру. Ухаживанье за отцомъ сдлалось теперь почти единствелнымъ занятіемъ мистриссъ Эмми. Ея постель была поставлена подл самой двери въ коинату больнаго, и при малйшемъ оттуда шорох или движеніи, она готова была предложить свои услуги. Должно впрочемъ отдать справедливость страждущему старцу; часто по пробужденіи лежалъ онъ по цлымъ часамъ съ открытыми глазами, не смя пошевельнуться, чтобъ не безпокоить своей доброй и бдительной няньки.

Быть-можетъ, мистеръ Седли любилъ теперь свою дочь гораздо нжне, чмъ въ былыя времена. Исполняя свои великодушныя обязанности при болзненномъ одр, Амелія выставляла себя въ самомъ привлекательномъ свт. «Она прокрадывается въ его комнату, какъ солнечный лучъ», думалъ мистеръ Доббинъ, наблюдая, какъ Амелія на цыпочкахъ и притаивъ дыханіе, входитъ въ отцовскую спальню, причемъ дйствительно лицо ея лучезарилось выраженіемъ необыкновенной нжности и добродушія. Кто изъ насъ не замчалъ этихъ очаровательныхъ проблесковъ любви и состраданія, когда женщина стоитъ задумавшись надъ колыбелью своего младенца, или заботливо ухаживаетъ при постели больнаго?

Вражда, затаенная въ сердц старика, исчезала сама-собою, и онъ умирился совершеннйшимъ образомъ. Тронутый безчисленными доказательствами любви и великодушія, мистеръ Седли, отживая свои послдніе дни, забылъ вс т мнимыя оскорбленія и неправды, которыя онъ и его жена думали видть въ своей дочери. Объ этихъ оскорбленіяхъ и неправдахъ старики бывало разсуждали между собою по цлымъ часамъ. Оказывалось по ихъ соображеніямъ, чтоАмелія жила исключительно для сына, не обращая ни малйшаго вниманія на своихъ несчастныхъ родителей, подверженныхъ старческимъ недугамъ. Вся она принадлежала этому избалованному Джорджу, и чуть съ тоски не пропала, когда взяли мальчика на Россель-Скверъ. На что это похоже?.. Но теперь мистеръ Седли забылъ вс эти обвиненія, и приближаясь къ смерти, оцнилъ вполн нравственныя совершенства этого существа, готоваго на всякія самоотверженія.

Однажды вечеромъ, когда мистриссъ Эмми прокралась въ его комнату, старикъ, сидвшій на своей постели, вздохнулъ изъ глубины души, и приготовился, повидимому, къ своему послдыему признанію.

— О, Эмми, другъ мой Эмми! сказалъ онъ, положивъ свою слабую и холодную руку на ея плечо, я размышлялъ все это время, какъ мы несправедливы были къ теб.