Базаров порезал палец. Как говорить и молчать о любви

«Разве не все мечтают о здоровых, счастливых отношениях?» Увы, это не так. Многие люди такие отношения обесценивают: кто-то в них просто не верит, кто-то считает себя их недостойным, кто-то их боится… Чаще всего это связано со средой, в которой люди выросли. Кажется, и слепому понятно, что Ольга Сократовна никогда не поменяется и не сможет стать тем союзником, о котором так мечтает Чернышевский. Как поет группа СБПЧ: «Все, что может провалиться, – проваливается! Наша идея была провалом!»

Мне очень симпатичны взгляды Чернышевского, я верю, что вторая половинка может воспитать в мужчине лучшие чувства и качества, при этом оставаясь свободной и творческой личностью. Однако это возможно и без истязаний, без жертв и сверхограничений. Чернышевский – мечтатель, который хочет добиться мощной внутренней трансформации, как алхимик, читая древний свиток, стремится открыть философский камень, дарующий невероятные силы, бессмертие и способность превращать метал в золото. Но ходят слухи, что для создания такого камня нужны человеческие жертвы, а это может привести к разрушению души алхимика.

* * *

Б.П. Чернышевский признавал за своей женой «свободу сердца» и право на измену, знал, что в Петербурге жену будут окружать много молодых людей, с которыми она, как всегда, станет кокетничать, но надеялся, что скоро они превратятся в идейных соратников, что жена прочитает правильные книги (Фурье и Фейербаха), у нее появятся новые интересы… И ей не захочется изменять.

Но не тут-то было. Ольга Сократовна меняться не собиралась. В петербургской квартире она стала устраивать такие же вечеринки, как в Саратове. На склоне лет она вспоминала счастливые времена молодости в Петербурге, которые проходили в беззаботном веселье: зимой катание на тройках наперегонки, летом – пикники, прогулки на лодках, дома танцы. Рассказывала, что любила незаметно для гостей выбежать в разгар танцев на улицу, чтобы полюбоваться на залитые светом окна своей квартиры и говорить прохожим: «Это веселятся у Чернышевских!»

Право на измену она тоже приняла с благодарностью. «Ах, как много мужчин меня любили, – вспоминала она. – Вот Иван Федорович, к примеру, ловко вел свои дела, никому и в голову не приходило, что он мой любовник… Канашечка-то (Чернышевский) все знал: мы с Иваном Федоровичем в алькове, а он пишет себе у окна». Только представьте эту ситуацию! По описанию кажется, что Чернышевский и его жена с любовником находятся в одном пространстве, разделенном ширмой!

Но больше всего меня поражает другая картина из воспоминаний Ольги Сократовны: «Полон дом гостей, а Канашечка стоит в передней за конторкой и пишет свои статьи». Я прямо вижу, как Чернышевский стоит один в темном коридоре, где висит одежда гостей, и смотрит на закрытую дверь комнаты, из-за которой несется музыка и чей-то смех. Можно представить, что он просто занят работой, что ему нужно завтра сдавать статью; он и веселиться не может, и выгнать гостей жены не в состоянии. Стоит и смотрит на эту дверь с осуждением. Но потом я подумал, ведь Чернышевский – крупнейший мыслитель эпохи. Он занят не обычной работой, в его голове – большие идеи переустройства жизни, просвещение людей. И он может смотреть на дверь со снисхождением. «Пусть они веселятся, их потребности пока довольно простые, но мы, социалисты, изменим этот мир, и они проснутся к новой жизни, захотят чего-то большего».

В те годы Чернышевский писал очерки, которых ждала вся страна, вся читающая молодежь. Его статьи для «Современника» были так популярны, что их переписывали от руки и учили наизусть. Его, собственно, и арестовали, потому что слишком большим было его воздействие на молодежь. Власть очень боялась человека, который писал статьи, стоя в коридоре у вешалок.

Еще один момент не перестает меня волновать. Момент, когда Ольга Сократовна выбегает на улицу, разгоряченная танцами, чтобы полюбоваться на залитые светом окна своей квартиры. Мы очень мало знаем, что она была за женщина, но в этом поступке – столько радости жизни, восторга, столько детской непосредственности. Чернышевский, человек головного типа, не мог так радоваться. В силу своей образованности он видел несовершенство мира, думал о социальных вопросах. А его супруга умела просто быть счастливой. Может быть, Ольга Сократовна была нужна Чернышевскому, чтобы через нее он мог приобщиться к жизни? Может быть, ее переживания питали его веру, что в будущем возможно всеобщее счастье, но уже на принципах свободы и справедливости?

Ф.Ж. Когда я смотрю на все это, мое сердце ноет от тоски и боли… Конечно, в поведении Чернышевского можно попытаться отыскать некую мудрость. Да, он умел рационализировать свою боль и тем самым защищаться от нее через силу своей веры, но из его дневников мы знаем, что он не хотел измен, хотя и готов был их терпеть. Так говорят, когда лечат зубы или мажут зеленкой раны: «Терпи!» И Чернышевский терпел…