Бедные углы большого дома

Было что-то странное въ отношеніяхъ этого страннаго юноши къ Вар. Никто не понималъ, почему онъ сошелся съ ней, почему онъ искалъ встрчи съ нею и даже длалъ попытку получить позволеніе пріхать въ ленныя владнія. Попытка эта была отклонена, и, повидимому, это обстоятельство опечалило Дикобразова. Свое неудовольствіе онъ выразилъ совершенно своеобразно тмъ, что надулся, какъ дуются избалованныя, капризныя дти. Дйствительно, онъ былъ избалованный барчукъ. Въ нсколько мсяцевъ знакомства съ Варей онъ узналъ вс подробности житья-бытья ленныхъ владній и при встрч съ двушкой спрашивалъ уже, какъ про своихъ давнишнихъ знакомыхъ, про Ардальона, Порфирія и другихъ бдныхъ жильцовъ «большого дома». Варя тоже привязалась къ нему боле, чмъ къ кому-нибудь другому; отъ него узнала она многое про жизнь того круга, котораго она прежде не знала и гд постоянно вращался Дикобразовъ; отъ него она получила нсколько книгъ, которыя не могли бы получиться ею отъ другихъ ея знакомыхъ; при помощи его, она довольно часто бывала въ театр съ Гребешковыми. Голова неопытной двушки часто очень сильно кружилась. Однажды, посл долгихъ разговоровъ съ Дикобразовымъ, она воротилась домой и встртила Приснухина; онъ былъ мраченъ.

— Что съ вами, Порфирій? — спросила она.

— Отецъ пьянъ! — отвтилъ Порфирій.

— Но вдь онъ пересталъ пить.

— Опять началъ… Не къ добру это! — махнулъ рукою Приснухинъ.

На слдующій день «большой домъ» былъ какъ-то особенно взволнованъ, какъ умлъ онъ волноваться только вслдствіе необычайныхъ событій, и шептался о какомъ-то важномъ поразительномъ происшествіи. Наконецъ, слухи достигли и до ленныхъ владній, при помощи слесарши, переговорившей со всми жильцами «большого дома», сотни разъ всплеснувшей руками и произнесшей тысячи проклятій.

— Подъ судъ, подъ судъ упрятали! — кричала она, вбгая къ Игнатьевн съ краснымъ отъ волненія лицомъ.

— Кого? — воскликнули съ испугомъ жилицы.

— Съ жандарами увезли, въ крпость! Говорятъ, казнить будутъ, — кричала она.

— Да кого, кого? — приставали къ ней.

— Да все его же, окаяннаго!.. Кого же другого подъ судъ упекутъ? Гд другой-то такой извергъ найдется?.. Вдь, какъ свтъ стоитъ, такъ такого мошенника не было!..

— Да вы, душа моя, успокойтесь! — попробовала успокоить слесаршу маіорская дочь.

— Ахъ, подлецъ, подлецъ!.. — продолжала волноваться слесарша. — Жену загубилъ, сына загубилъ! Провалиться бы ему въ тартарары! Говорила я, что не добромъ наживается, слушать не хотли! А вотъ дло-то по-моему и вышло… Подлецъ, подлецъ!!

Посл долгихъ восклицаній и оханій оказалось, что увезли не «жандары», не въ крпость и не для казни, а просто въ тюрьму и увезли не кого-нибудь другого, а Александра Ивановича Приснухина, бывшаго подрядчика, плута и мошенника-поставщика. Въ департамент, съ которымъ велъ дла Александръ Ивановичъ, быль тоже переполохъ. Десятки чиновниковъ чуяли, что имъ не сдобровать, и жались на своихъ протертыхъ стульяхъ, зная, что въ послдній, можетъ-быть, разъ сидятъ они на этихъ въ теченіе двадцати лтъ просиженныхъ мстахъ. Громадная плутня поставки гнилого товара, счетъ вещей, не принятыхъ, но зачисленныхъ въ число принятыхъ, фальшивыя квитанціи и расписки, — все это начинало приводиться въ ясность, и Приснухинъ былъ, можетъ-быть, мене всхъ другихъ достоинъ наказанія. Мрачный, потерявшій всякое сознаніе происходившаго, онъ палъ духомъ и трепеталъ, какъ пойманный зврь; въ этомъ трепет видлась и безсильная злоба, и подлая трусость. Въ чаду глубокихъ соображеніе, надясь нажиться и разбогатть, на зло всмъ, началъ онъ когда-то плутовать: отлично смазалъ вс колеса машины, пригналъ въ ней, повидимому, винтъ къ винту, заткнулъ вс дыры и прорхи, гордо поднялъ голову, вышелъ на торную дорогу обмана, и вдругъ все, все оборвалось разомъ. Тутъ уже были не мысли о томъ, что скажетъ подлецъ «большой домъ», какъ придется кланяться, можетъ-быть, даже ненавистному сыну; но были тутъ полный страхъ передъ наказаніемъ и сознаніе своего безсилья вынести предстоящую кару и жить гд-нибудь въ Сибири. Приснухинъ то приходилъ въ ярость, то валялся въ ногахъ у судьи и смотрителей и, видя безполезность всхъ попытокъ, скрежеталъ зубами. Тысячи ругательствъ и проклятій сыпались на жену и сына; онъ веллъ не впускать ихъ къ себ, грозилъ убить ихъ при первой встрч… Ему все казалось, что они ходятъ любоваться и тшиться его несчастьемъ… А они бгали, какъ помшанные, тоже кланялись, хлопотали, суетились, — и ничего не могли сдлать. Порфирій попробовалъ въ первый разъ въ жизни отправиться къ своему крестному отцу съ просьбой о помощи. Первыя слова юноша произнесъ дрожащимъ, тихимъ голосомъ; слдующія фразы уже звучали громкимъ упрекомъ; еще черезъ минуту въ комнат слышалась цлая буря. Крестный отецъ грозилъ Порфирію отправить его въ полицію и выдрать, какъ послдняго щенка.

— Что вы думаете, что я ничего не знаю! — гремлъ Порфирій.

— Вонъ, мерзавецъ! Я лакеямъ прикажу тебя вытолкать! — кричалъ крестный отецъ.