Бедные углы большого дома

Акулина Елизаровна торопливо отирала слезы и принималась снова за работу.

Если не весело теперь жилось Акулин Елизаровн, то хоть и весело, но не легко жилось и Ольг Васильевн. Она ршилась длать доброе дло, не разсчитывая, достанетъ ли у нея силъ и средствъ на этотъ подвигъ. Доброе дло — вещь прекрасная, но (хотя въ этомъ и грустно сознаться чувствительнымъ сердцамъ) и къ нему нужна подготовка, даже боле серьезная, чмъ подготовка къ самымъ злодйскимъ поступкамъ. Послдніе удаются легче. Чтобы не считать этой мысли за парадоксъ, спросите себя: что легче — убить или вылчить человка? Лченіе ближнихъ — дло прекрасное; лченіе же бдныхъ, лченіе даромъ еще прекрасне, но можно ли поощрять тхъ добрыхъ, превосходныхъ женщинъ, которыми полны наши уздные города и деревни и которыя, затративъ свои деньги, ршились безъ всякой подготовки лчить даромъ своихъ ближнихъ гомеопатіей! Вы не докажете, что, совершенно не зная медицины, можно узнать характеръ болзни, и что, не зная характера болзни, можно ее лчить; значитъ, эти женщины могутъ приносить только вредъ или совершенно безполезно, подобно бгающимъ въ колес блкамъ, убивать свой трудъ. Но взгляните на ихъ любовь къ ближнимъ, самоотверженную затрату денегъ, на ихъ смлыя посщенія опасныхъ больныхъ, на ихъ геройское перевязыванье и обмываніе язвъ, и попробуйте сказать посл всего этого: он взялись за дурное дло. Я скажу только одно то, что он взялись за доброе дло, но взялись за него въ чаду глубокихъ соображеній, подъ вліяніемъ прописного правила: длай добро ближнимъ! и не обвиню ихъ за то, что прописи не сказали имъ: лучше не длайте добра, если васъ не подготовляли, не хотли подготовлять къ этому, думая, что вы не способны даже на это по своей натур. Бдныя женщины, насмшку прописей вы приняли за истину! «Длай добро» на язык прописей значитъ: ходи на голов, думай ногами, топи печи льдомъ… Не я брошу въ васъ камень! Не разъ въ жизни слушалъ я съ горькою улыбкой, какъ вы же первыя возставали противъ женщинъ, вздумавшихъ учиться медицин, желчны были ваши нападки на сующихся не въ свое дло вашихъ сестеръ. Но, богобоязненныя, человколюбивыя, вы ли были виноваты, что васъ не пріучили даже думать? Весь процессъ вашей мысли сложился въ какой-то чадъ глубокихъ соображеній, напоминающихъ логику жалкой помщицы Коробочки. Вы многихъ заставляете страдать, многимъ отравляете жизнь, но все это изъ желанія добра, одного добра!.. Хорошо ли, худо, — Ольга Васильевна начала давать уроки, — тутъ не мсто говорить о ея подготовк къ этому длу, — у нея было много знакомыхъ, и недостатка въ ученицахъ и ученикахъ не было, но жизнь дорога, а трудъ дешевъ. Потому Ольг Васильевн пришлось, во-первыхъ, лишить своихъ кузинъ доли маленькихъ подарочковъ; во-вторыхъ, выслушивать за это самое вчныя жалобы и птичій пискъ кузинъ-птичекъ; въ-третьихъ, пришлось хуже прежняго одваться. Ея платья сдлались смшны, они вышли изъ моды, пообносились, подшились и стали короче; шляпка, покрылась сальцемъ отъ помады; платочки, прежде красивые и яркіе, теперь полиняли, выкрасились и стали черненькими; такая же участь скоро постигла и платья, и шляпку. Ольга Васильевна въ одинъ прекрасный день могла бы увидть себя въ этомъ траурномъ наряд, если бы она имла время и охоту смотрться въ зеркало и думать о себ; но она, — къ счастью или къ несчастью, я этого не знаю — забыла совершенно о существованіи жиденькой гувернантки и видла и любовалась только однимъ существомъ — Варей, которая теперь сдлалась для нея дороже ея собственной особы; насколько это было полезно Вар,- опять не наше дло. Забывъ о себ и помня только о Вар, Ольга Васильевна, очень естественно, думала, обдая въ гостяхъ: «какъ жаль, что Варя не стъ этихъ слоеныхъ пирожковъ!» — и одинъ изъ пирожковъ исчезалъ со стола въ ея карманъ. Такія же мысли являлись у нея, когда подавались къ чаю вкусныя бріоши, и бріошь незамтно переходила въ карманъ въ то время, какъ вс думали, что Ольга Васильевна насладилась ею, и спрашивали, «понравилось ли ей это печенье, купленное въ новой булочной, такъ какъ старый булочникъ разжился и совсмъ испортился». Черезъ мсяцъ, Ольга Васильевна торопливо пропорола полотнище платья на лвой сторон и вшила второй карманъ… Это событіе очень радовало ее, потому что провизія пирожковъ, бріошей, яблоковъ, апельсиновъ и тому подобныхъ предметовъ гастрономической роскоши могла увеличиваться. Похищеніе — если можно такъ назвать прятанье предложенныхъ намъ лакомствъ — было скоро подмчено, какъ это всегда бываетъ, быстроглазыми дтьми; они первыя сообщили своимъ papas и mamans, что учительница прячетъ провизію въ карманы, что у нея ихъ два, съ обихъ сторонъ платья. Это возбудило смхъ. Разговоръ господъ, какъ это тоже всегда водится, дошелъ до слуха прислуги, и она первая переименовала Ольгу Васильевну изъ учительши въ побирушку.

— Кто тамъ звонилъ? — спрашивалъ лакей, проводившій все время въ дремот и краж барскаго вина.

— Побирушка наша пришла, — отвчала егоза-горничная, улучшавшая обдъ для прислуги объдками съ господскаго стола.