Беглая

Вдруг показалось, что проем двери едва заметно дрогнул. Накрученная собственными мыслями, я инстинктивно метнулась в самый укромный угол — за старую занавеску. Боялась даже дышать. Напряглась, превратившись в слух. Различила осторожные тяжелые шаги. Исатихалья вернулась? Так быстро? Тогда почему не окликает? Я даже зажала рот ладонью, одновременно прикрывая и нос, чтобы заглушить, казалось, невозможно громкое дыхание. От напряжения тело задеревенело. Впрочем, напрашивался вполне рациональный ответ: старуха могла счесть, что я сплю… будто можно уснуть в подобной ситуации… А если не старуха?

Я живо вспомнила асторца там, под навесом. Я не могла с уверенностью утверждать, что он преследовал меня, но исключать подобное было глупо. Мог… И не только он… У меня так и не находилось ответа, что это был за второй катер. И время… Я похолодела, и отвратительный озноб поднялся вдоль позвоночника, заколол в корнях волос, заставляя поежиться. Тарвин уже наверняка обнаружил мое отсутствие. И что теперь? Я даже не сомневалась — он не остановится ни перед чем. Мог ли быть этот второй катер его охраной? И стали бы они стрелять, зная, что я нахожусь на борту?

Шаги за занавеской казались осторожными. Более чем следовало. Время от времени они затихали, словно этот кто-то настороженно замирал. И повисала плотная тишина. Мучительно хотелось выглянуть в прореху между занавеской и простенком, но я не решалась — не знала, как залегают тени. Я могла выдать себя малейшим движением. Впрочем, как и этот кто-то. Видимо, подходили ближе, и в свете скупых ламп я заметила, как по занавеске пробежала огромная бесформенная тень. Старуха? Или нет?

Я, вдруг, изо всех сил зажала рот ладонями, осознав очевидное: я не слышала звона серег. Знакомое до боли бряцание сопровождало каждый шаг ганорки, каждый жест. Сейчас же я различала лишь тяжелую поступь — и больше ничего. Ни-че-го. Это не старуха. Не Исатихалья.

Перед глазами едва не плыло. Мозг, помимо моего желания, молниеносно начал накидывать варианты. Первый и самый очевидный — старуха доложила обо мне. Сдала, несмотря на все свои хваленые ганорские клятвы. Второй — ее в чем-то заподозрили, когда она попыталась продать эти проклятые камни. Третий — ее обокрали и залезли в дом, в надежде еще чем-то поживиться. Слишком очевидно, что драгоценности в руках почти нищей старухи вызвали очень много вопросов. Но, ни одно из предположений не давало точного ответа. Наверняка существовали варианты, которые просто не пришли мне в голову. Так кто это? Впрочем, я с ужасом понимала одно — друзей здесь не было.

Тень на занавеске сделалась гуще — этот кто-то приближался. Я лихорадочно осматривалась, намереваясь схватить хоть что-то, чем можно было бы защищаться, но за занавеской размещалась лишь старая кровать и покосившийся открытый шкаф, полный всякого ганорского барахла. Маленьких баночек, каких-то ракушек, перьев, веточек, мотков разнообразных ниток. Мне даже не нужно было смотреть, чтобы понимать, что находилось в этом шкафу. Содержимое едва ли отличалось от содержимого подобного шкафа Гихальи. Я жалела, что не схватила со стола шило или отвертку. Я лихорадочно прикидывала, сколько шагов нужно сделать до стола, но очевидная мысль могла прийти в голову и тому, другому.

Тень вдруг замерла. Я с ужасом заметила, что ее очертания стали четкими и густыми. Кто-то широкий, крепкий, явно выше старухи. Я невольно подалась назад. В тот же миг занавеску резко отдернули, и я вскрикнула.

49

Я впервые видел Селаса таким растерянным. У него не было ответов. Дом перерыли от крыши до подвалов, но Мия словно испарилась. Начальник охраны стоял на колене у моего кресла и молчал, бессильно понурив голову.

— Я не справился со своими обязанностями, ваше высочество…

Я подался вперед:

— И? Что дальше?

Селас молчал.

Я ухватил его за ворот куртки и тряхнул:

— Что дальше? Сбежишь? Подашь в отставку? Не медля ни минуты? Это степень твоего отчаяния?

Он замялся, собираясь что-то сказать, шумно сопел. Я ясно видел, как на его лице выступила испарина. Я разжал пальцы, поднялся:

— Вставай, Йахен тебя дери! Вставай! Что мне с твоего покаяния?

Селас тяжело поднялся, замер, вытянул руки по швам. Он никогда не был дураком. Хотелось ударить, чтобы его внезапно размякшие мозги встали на место, но это было непозволительно. Не достойно моего положения. Но если бы только Селас знал, кого упустил — застрелился бы на месте, у меня на глазах. Не измыслил бы иного исхода.

Нет, я не верил самозванке. Что бы ею ни двигало: безумие, измененное сознание или банальная ложь. Сейчас это не имело значения. Я велел запереть ее и никого не пускать. Все потом… Мия — и есть принцесса Нагурната. Моя принцесса Нагурната! Моя! А это исчезновение могло лишь подтверждать, что я был слишком близок к разгадке. Или все же фатальное совпадение? Впрочем, сейчас это было не слишком важно. Причины — потом. Единственное, чего я хотел сейчас — чтобы она немедленно, сию же минуту стояла передо мной. Хотел так, что в венах сворачивалась кровь. Я кипел, словно меня варили заживо.