Беглец (СИ)

— Боже… невероятно… я… не соображаю

— В джинсах.

Он шарит рукой и, нащупав джинсы, вытряхивает содержимое карманов. В жизни не видел, чтобы презерватив надевали так быстро. Я сгибаю колени, и теперь он по-настоящему озадачен.

— Эм… Чёрт, Майкрофт, кажется, мне нужна помощь зала.

Я нахожу его руку. Солёные на вкус — указательный, средний и безымянный.

***

Чувствую, как головка натягивает сфинктер и приказываю себе замереть. Не дёргаться, потому что один Бог знает, как я нетерпелив. Слышу его короткий вздох: вряд ли это то, чего он ожидал.

Он держит меня за бёдра; с силой сжимает пальцы и проталкивается внутрь. Я царапаю простынь, цепляясь за неё, как за отвесную стену; лёгкие выталкивают воздух вперемешку с остатками благоразумия.

Грег замирает; судорожно дышит. Моё сознание, моё тело умоляют, чтобы он продолжал, потому что если умолять начнёт рот, случатся по-настоящему плохие вещи.

Так и слышу его вопящий разум: «Блять, как я вообще на это согласился?!» Но вместо это он спрашивает:

— Тебе больно?

— Да ты издеваешься? — голос срывается на фальцет. Самое время спросить, когда я лежу, насаженный на его член, не зная, куда деться от ёбаного возбуждения!

— Ладно, понял, — толкнувшись, говорит он, — пообещай, что не возненавидишь меня.

Я запрокидываю голову, и только мои свинцовые яйца знают, как я зол.

— МАТЬ. ТВОЮ. ЗАТКНИСЬ. И. ТРАХНИ. МЕНЯ! — ору я, надеясь как следует пожалеть о своих словах.

Он резко тянет за бёдра. Голова скользит по простыни; последняя адекватная мысль про язык и нож уступает место туману горячки. Каждый толчок сопровождается шлепком мошонки и сдавленным рыком. Он встаёт на колени, притягивая мои бёдра стальным захватом; я съезжаю ниже, держась на одних лопатках, и пытаюсь найти хоть какую-то опору — но в итоге хватаюсь за голову, как за бесполезную ветошь. Я совершил ошибку, и теперь должен расплачиваться, выгибаясь и постанывая, как последняя шлюха, пока его член заставляет меня гореть. Смазка капает на живот; я не понимаю, что несу, кажется, о-обоже…

— Cильнее… чёрт, ну же!

Он рычит и насаживает меня, как тряпичную куклу; кажется, вытряхивая последние крохи мозгов, потому что я слышу свои стоны вперемешку с его матами и закусываю ребро ладони.

Грязь, какая грязь. Пальцы цепляются за край матраса — бесполезно; и Он что-то говорит; я, не в состоянии понять и слова, зажмуриваю глаза, чтобы зафиксировать хоть какую-то картинку, а когда распахиваю — тёмные пятна скользят, размывая стену.

Боль и невыносимое распирающее ощущение мешаются с удовольствием, доводя его до точки. Я мечусь, разрываясь между желанием прекратить и продолжать, но не решаю ни того, ни другого — я исчез вместе с последними гранями. Подо мной нет дна.

Он говорит и говорит — рычит, сквозь зубы. Моё имя.

Я с самого начала знал, что это плохая идея, как я мог потерять контроль? Обрывок этой мысли оглушает, но мне плевать, всё, чего я хочу — наконец кончить, не дожидаясь, пока член взорвётся от боли.

Словно в ответ на эту мысль, он обхватывает мой член, и оргазм натягивает каждую мышцу.

Несколько мгновений всё, что я слышу — шум в ушах и собственное громкое дыхание. Наконец мир возвращается: я на спине, раскинув руки, обездвиженный. Первое вернувшееся ощущение связано с моим анусом, и боюсь, оно останется со мной на ближайшую ночь.

Он сидит на краю кровати, спиной ко мне и матерится. Брошенный презерватив выписывает дугу и исчезает из поля зрения.

Грег оборачивается, усмехаясь, и, подобрав с пола футболку, ложится рядом, вытирая мою грудь.

— Я. не. могу. пошевелиться, — удивлённо констатирую я. — А мне срочно нужно перевернуть мир.

Он вскидывает брови, и от его насмешливого взгляда хочется провалиться под кровать.

— Майкрофт Холмс… — начинает он. — Ты самый настоящий…

— О, Боже. Молчи. Это было ошибкой. Одной грандиозной ошибкой.

Он поджимает губы и качает головой — неа.

— Думаю, у нас проблема, — о нет, нет, нет, — но он отнимает мои руки от лица, — ты больше никогда не выйдешь из этого дома.

— Я же сказал: это было ошибкой!

— Теперь я знаю, что случается, когда ты теряешь контроль. Тебе блять лучше не отходить от меня дальше, чем на ярд.

— Я не знал! Я… Ты… Пффф… — выдыхаю я. — Я должен был предвидеть.

Факты о Греге Лестрейде:

Он абсолютно ненормальный.

Он абсолютно не знает меры.

Он абсолютно в моём вкусе.

— Ты можешь хоть что-нибудь делать плохо?

— Догадываюсь, что это комплимент.

Мне остаётся только застонать и уткнуться в подушку. Чертов Грег Лестрейд с его старательностью!

***

Молчание; тихое дыхание на границе слуха и тихие мысли на границе сознания. Притихшее сердце, за которым не следят ни разум, ни тело. Я заслужил передышку. Лежать, запустив пальцы в тёмный ёршик волос, и запоминать каждую секунду. Надеяться, что так будет всегда, — надеяться, пока можно, пока не наступило утро и задёрнуты шторы. А потом — встретить реальность с её прошлым и усмехнуться. И вспомнить о бдительности и о данных себе обещаниях.

Но не сейчас — утром.