— Фу, мерзость, — морщусь, отпив глоток. Меня бросает в жар. Мистер-невозмутимость, блять.
— У тебя щёки горят. Всё нормально? Если тебе плохо, могу сесть за руль.
— Лучше подкури сигарету, — раздражённо хмурюсь я. Несколько молчаливых секунд не сулят мне ничего хорошего.
— Так. Останавливай машину, я поведу. И не надо на меня смотреть.
Поджимаю губы, но кого тут волнует моё мнение. Приходится затормозить у обочины.
— Как ты узнал, что патроны холостые? — вдруг вспомнив, спрашиваю, когда мы меняемся местами. Он выдвигает пепельницу и, бросив странный взгляд, расслабляется в кресле.
— Я…
Ты никогда не умел придумывать на ходу.
Мы сворачиваем на Оксфорд-стрит, и он сбавляет скорость. Очень предусмотрительно.
— Грег, — угрожающе начинаю я. Судя по его лицу, его ответ приведёт меня в бешенство.
— Мне сказал… Фрэнсис.
— Фрэнсис? Мне показалось, или ты сказал «Фрэнсис»? Мне, блять, показалось?
— Я сказал Фрэнсис. Чёрт, прекрати.
Я вскипаю. Он бросает взгляд и тут же отворачивается, закусив губу. «Я знаю, что сморозил полную хуйню. Можешь начинать орать».
— Ладно тебе, он… Господи, можно я просто заткнусь?
— Позволь узнать, с каких пор ты доверяешь жизнь первому встречному? Хотя глупый вопрос. О чём я.
— Да, я не такой гений, как ты, — бросает он. — Спасибо, что напомнил. Это он продал ей пистолет. Да, я поверил ему, потому что он пёкся о твоей заднице, когда заменил патроны.
— Очень великодушно. То есть то, что он продал ей оружие, тебя не смущает?
— Ты предпочитаешь пулю в лоб?
— Ясно. Общение со Стейси пошло на пользу твоим моральным принципам. Ты хоть понимаешь, что несёшь?
— Слушай. Я сам знаю, кому верить, а кому — нет. И я действовал по ситуации.
— Вот как? Всего-то и стоило — похлопать глазами, и ты даже не подумал, что он подстроил это для тебя, психолог ты хренов! Господи, Грег, я тебе поражаюсь. Нельзя быть таким беспечным! — говорю я, проклиная всё на свете, и отворачиваюсь к окну. В голове не укладывается, как можно быть таким? Да просто таким! — Господи, я его убью…
— Я знал, что делаю. Майкрофт, мне не пять лет! Меня этому учат — учат, как не схлопотать пулю! И как отличать мудаков с нездоровым чувством юмора от серийных, блять его, убийц!
— Ты понимаешь, что не в этом дело? А в том, что у тебя совершенно нет тормозов и ты не помнишь об элементарной осторожности!
— Жаль, что тебя не было рядом, чтобы напомнить, — с издёвкой говорит он. — Только ты забываешь, что твоя задница влипает в неприятности не реже моей. Так что давай без нотаций в духе «Ты ещё маленький и не понимаешь, что жизнь полна опасностей». А то ты себе противоречишь.
— Я не говорю, что нужно бояться каждого шороха, но Фрэнсис? Да он спит и видит, как свернуть тебе шею!
— И таких козлов будет ещё много. Так что смирись, раз уж идея пойти в полицию принадлежала тебе. Что будет, когда мне выдадут значок? Сделаешь так, чтобы я всю жизнь искал пропавших хомячков?
— Я не считаю ту идею плохой. Просто… — усмехаюсь, — тогда я не собирался тебя трахать.
Он вскидывает брови.
— Правда? Уверен? Что-то я сомневаюсь. Ох, что-то я сомневаюсь…
— Правда, — говорю я, удивляясь, куда подевались злость и напряжение.
— Ну, тогда у тебя проблемы. Либо мне стать паинькой, чтобы ты мог меня трахать…
— Либо что? — хмурюсь я.
— Либо я трахну тебя. У меня-то проблем нет, — смеётся он.
Это что — вопрос?
— Не самая плохая идея, — говорю я и еле сдерживаюсь, чтобы не заржать с его обалдевшей реакции:
— Боже, Майкрофт, ты не можешь быть таким идеальным!
***
— Приехали. Выметайся из машины, — строго-престрого говорит он.
— Играем в плохого полицейского? — поддразниваю я. — Сэр, я ничего не сделал, перед законом я чист. И никуда не пойду.
— Ну нет! Ты должен спросить моё удостоверение!
— Зачем мне твоё удостоверение, я же вижу, у тебя есть пушка.
Он перехватывает мой взгляд и опускает глаза.
— Аргумент.
— Пушка — аргумент, — киваю я.
— Так. Выходи.
Он смеётся и, дотянувшись, бросает револьвер в бардачок (так уж сложилось, что там ему самое место). Протягивает руку, чтобы отстегнуть мой ремень. Внезапный поцелуй, на который я отвечаю со всей горячностью, оказывается обманным финтом: он дёргает за ручку и я едва не вываливаюсь из машины. Душная ночь стирает память о прохладе салона — прошлый день остался лишь числом на показаниях счетчика.
…
— Что ты за животное, — ворчу, копошась в замке.
— Большое и беспокойное. Шевелись, иначе я озверею прежде, чем дотащу тебя до норы.
«Что-то будет», — он не даёт додумать: набрасывается, едва палец соскальзывает с щитка сигнализации. Стягивает ворот так, что край врезается в горло, и вдавливает в стену. Что за дикое животное я подобрал и что-то определённо будет; ещё не поздно укусить его в плечо, прямо через футболку, сжать загривок и повалить на пол. И оседлать «любимого коня», — хотя нет, я бы предпочёл видеть его лицо, конь всё-таки любимый. Оказывается, можно тереться о его член, не разрывать поцелуя, и при этом думать свои циничные мысли.