— От твоего взгляда даже молоко скисло. Решил подсластить момент. Кроме того, не хочу тащиться на работу амёбой, потому что энергии во мне на пару шагов в сторону машины. И в чём таком он был прав? Я тебя умоляю, он в жизни не сказал ничего, что заслуживало бы внимания.
Он хмыкает.
— Ну, в той части, где сказал, что не собирается запоминать моё имя, потому что каждый раз трубку берёт кто-то новый. И что порядковый номер не поможет, потому что он сбился со счёта.
— Ты предпочёл повестись на провокацию малолетки, вместо того чтоб послать его нахер.
— В этом есть доля правды, верно?
— Нет. Он любит утрировать. У них драмкружок, напару со Стейси. Он просто нашёл благодарного слушателя, вот и всё.
Покончив с попытками запихать в себя хоть кусок, глотаю тёплый кофе — сахар был ошибкой. Отвратительно.
— Дай-ка. — Он забирает кружку и, вылив коричневую мерзость в раковину, наливает новый. — Не меняй привычек.
— Ты не привычка, — уловив намёк, сопротивляюсь я. — Прости, что не ждал тебя, сидя у окна, но я не вижу, о чём переживать. С таким же успехом я мог бы ревновать тебя и к женщинам, и к мужчинам, и к кухонным стульям. Мы все идём вперёд, и я не исключение, так что.
— Мне казалось, ты считаешь, что люди не меняются.
— Я вообще не считаю, что люди меняются. Обрастают опытом — может быть, но суть остаётся той же. Не лишай меня возможности поумнеть, я всё-таки надеюсь, что поумнел, встретив тебя.
— Фрэнсис и Олли тоже надеялись, что ты поумнеешь.
— И я поумнел. Кстати, тебе следует знать, что я собираюсь встретиться с Фрэнсисом.
— Это вопрос? Зачем? — опустив кружку, спрашивает он. — Ты пойдёшь, даже если я против?
— Нет.
— Зачем тебе Фрэнсис?
— Он задолжал мне объяснения. Хочу разобраться в херне, которую они замутили с Кэндис. И, может быть, придушить его.
Грег ведёт носом и смотрит мимо меня, а дослушав фразу, моргает.
— Я должен сказать «нет», ты же понимаешь? Срать я хотел на Кэндис, мне не нравится эта идея.
— Значит, я никуда не пойду, только и всего.
— Нет, вообще-то иди, — подумав, продолжает он. — С ревностью я как-нибудь справлюсь. — Он улыбается, прищурившись.
— Как по учебнику, правда? — смеюсь я. Мы друг друга поняли. — Грег, Грег, Грег. Ты неповторим.
— Спокойно, не роняй тарелки, — прыскает он, когда я тянусь через стол. — Я должен насторожиться, что ты так рвёшься с ним встретиться?
— Не рвусь, я бы и правда не пошёл, просто не вижу смысла в контроле. То есть не думаю, что нам с тобой он на пользу. — Он кивает. — Чем займёшься после учёбы?
— Стейси позвала в паб, будут повторять финал Кубка.
— У неё аллергия на креветки, о которой она каждый раз забывает. Кто ещё там будет? — чувствуя, что он не договаривает, спрашиваю я.
— Боб и ещё один чувак из Академии. Гэри, ты его не знаешь.
— Но уже ненавижу.
— Так забей на работу и подваливай к нам — предлагает он.
— Нет. Я бы с радостью, но не могу. До шести я выпал из жизни.
Дослушав с очень серьёзным видом, Грег улыбается:
— Как по учебнику, правда?
***
Мальчик-швейцар метнулся, чтобы открыть дверь. Обед, ресторан полон обитателей Сити: загорелые, но кислые лица, кричаще дорогие часы — ну конечно отражающие индивидуальность; жующие рты, танцующие в руках вилки и полное ощущение, что каждый из них готов удавиться на идеально повязанных галстуках. Или, может, это мне с тоски хочется размять руки, а тут как на радость столько раздражителей сразу. Сомневаюсь, что им не нравится их жизнь — по крайней мере до тех пор, пока какой-нибудь топ-менеджер не кинет эстафетную палочку, объявляя сезон депрессий.
А пока в моде Бриони и (прости, Господи) винтажные Ролекс, и всё чинно-мирно.
Вижу Фрэнсиса, цокаю: кожа да кости. Сидит, закинув ногу на ногу, по привычке дёргая блестящим носком ботинка. Нервный. Волосы растрёпаны — никакого геля, — весь из себя насмешливое пренебрежение. Пока иду до столика, всё удивляюсь своей атипичной реакции: я был чертовски зол, я должен быть чертовски зол, а он — единственный, кто заслуживает моей злости всегда и априори. Но мне так… плевать.
Я устал, вот что. Бороться с ним — всё равно что раз за разом бросаться на амбразуру или воевать с ветряными мельницами. Сколько можно. Да и Дон Кихот — скорее его амплуа.
— Ты опоздал, — говорит он, подняв глаза. Рука замирает, перестав выстукивать по столу; взгляд скользит сверху вниз, фиксируя каждое изменение. Закончив анализ, он остаётся недоволен. Я должен порадоваться, но внезапный ком в горле заставляет сомневаться. Я переоценил свои силы, думая, что справлюсь с его присутствием: время подточило память, и я забыл, за что любил его. Теперь вижу, спасибо.
— Само собой. — Кое-что остаётся неизменным. Повесив пиджак на спинку, опускаюсь на стул, осматриваясь, — лишь бы не смотреть на него. Официантка тут как тут: суёт раскрытое меню, можно подумать, узнай я дебильное название для картошки с курицей, она покажется гастрономическим шедевром, а не результатом встречи сковороды и масла.
Захлопываю книгу.
— Что желаете?
— Мясо, — одновременно говорим мы. Усмехаюсь. — Два рибая, пожалуйста. Медиум… реа.
Его близость заставляет хотеть крови.