— Что на гарнир? Картофель или ризотто? — спрашивает девушка, бросив взгляд на Фрэнсиса. Он разводит руками.
— Картофель, — отвечаю я.
— Я заказал водку, — говорит он, когда девушка удаляется. Палец скользит по запотевшему графинчику, чертит полоску. — Кажется, не лучшая идея. Ты за рулём.
— А ты?
— Нет, здесь недалеко, — грустно говорит он. О, ради Бога, как будто понизив голос до щемяще печального, он избежит выволочки, которую я ему устрою. Они все такие. Это игра — разжалоби Майкрофта. Попади в его зону комфорта. Нащупай грань, потяни струну и наслаждайся звуком. Блевать я хотел от такой музыки. Водка. Я бы выпил. Он. Я могу с этим справиться.
Я могу справиться с ним, всегда мог, с чем угодно. Этот мир существует для того, чтобы прогнуться под меня.
Вот, он всё-таки разбудил моих демонов.
— Слышал, ты теперь в рекламе. Как успехи?
— Я крут.
— И что теперь продаётся?
— Как и всегда — секс, — усмехается он. — Потому я так хорош. — Он расстёгивает вторую пуговицу и отпивает из бокала с водой. Подумав, выпивает всё.
— Ты в порядке?
— А то.
— Ты знаешь, о чём я. Выглядишь болезненно.
— Врачи говорят, я в полной норме. Кроме того… Это больше не твоя забота. — Не хмурюсь, только чтобы не показать, что задет. Он, похоже, верит, что нападение — лучшая защита.
— Ты прав, не моя.
Даже не думай, что настанет момент, когда ты перестанешь быть моей заботой. Всё оставляет след, и мой — удавкой на твоей шее.
— Удивлён, что ты не орёшь. А, точно — не на людях. Забыл. Так что, Майки, исправляешься? — я отвык, от того, как он произносит моё имя. — Трахать этого мальчика тебе на пользу. Он ничего, кстати. Милый. Не то что я.
— Рад, что ты одобряешь. И ты совершенно прав, — говорю я, нацепив самую елейную из ухмылок, — он совсем не чета тебе.
— А я рад, что ты не скучаешь. Развлекайся, всё так скоротечно. Олли ты уже вышвырнул.
— Я никого не вышвыривал. Фрэнсис, сделай одолжение: перестань сравнивать.
— Буду. Ты всегда в своём репертуаре. Скажешь не так? У меня куча историй, какую выбрать? Те полчаса, что я ждал, тянулись вечность. У меня удручающе хорошая память.
Теперь я вспомнил, за что любил его. Его мысли способны убить, как ядовитые стрелы; рядом с ним не бывает не больно. Как иголка под ноготь, чтобы не потерять сознание, — его присутствие позволяет чувствовать. Быть выше или ниже нуля — но никогда ровно посередине, вот только амплитуда этого маятника слишком велика и его не остановить.
— Например, эту. Помнишь, когда мы жили вместе, я принёс котёнка. Мило, правда? Но ты был другого мнения. Взбесился и выставил его за дверь — выпнул вместе с коробкой. Просто потому, что не собирался его заводить. В этом весь ты. Никогда не утруждаешь себя, просто избавляешься от помехи, как будто её и не было.
Какого чёрта?
— А ты не думал, что я вышвырнул его потому, что ты не смог бы о нём позаботиться? Я не собирался ждать, пока ты наиграешься, и решил ускорить события. Не пытайся свалить вину на меня, Фрэнсис, я не стану отвечать за твои поступки.
— Готов поспорить, ты знаешь, как оправдать Холокост.
Слава богу, приход официантки позволяет выпутаться из этой затянувшейся метафоры.
— Можешь начинать, — взмахнув вилкой, говорит он.
Очевидно, что я пришёл сюда не ради милой беседы и не ради того, чтобы увидеть его. Я сделал то, что должен был сделать. Он — моя обязанность в этом мире.
— Ну и что вчера было? Ты окончательно тронулся рассудком или всё впереди?
— Успокойся, я не собирался никого убивать. Невинная шутка, только и всего.
— Невинная шутка? Клянусь, Френс, ещё вчера я готов был свернуть тебе шею.
— А что я должен был делать? Кэндис пришла ко мне. Я дал то, что она просила. Я мог отказать, и тогда точно не обошлось бы без крови. — Звучит логично, но я всё ещё готов вызвать санитаров. Скорее себе, чем ему, раз удовлетворён таким объяснением.
— Ты мог сказать мне. Какого чёрта из всех людей она пошла к тебе?
— Они все идут ко мне. Для них я плохой Санта. Кэндис — дура. Вообще-то она была умной, пока твоя подружка не показала, какая она тупая. Она думала, я жажду отомстить. Тебе, Стейси. Ну, — он кривит рот и пожимает плечами, — я не упустил возможность посмеяться над Стейси, а вот на твой счёт она оказалась неправа. Я бы не позволил навредить тебе.
Сомнительное утверждение. Я даже сейчас жду, что он воткнёт в меня вилку — просто не понимая, что поступает плохо. Как ребёнок. Все его грани затёрты дешёвым ластиком-мультяшкой.
— Посмеяться над Стейси! Ты идиот, — прикрыв рот кулаком, глухо говорю я.
— А что? Что такого? Кто-то должен усмирить эту ненормальную.
— И ты решил, что этим кем-то должен быть ты?
Он пожимает плечами.
— Почему нет?
— Ты зовёшь её ненормальной, даже не представляя, насколько ты прав. Поздравляю.
Вилка в его руке застывает на пол пути ко рту. Он возвращает её на тарелку.
— Что ты имеешь в виду?