Алексис твёрдо верит, что этого не случится, — стоит, облокотившись на стальные перила, приманивая меня пальцем; ехидный оскал при близком рассмотрении оказывается натянутой улыбкой, призванной скрыть отсутствие всякой радости от моего присутствия.
— С кем пришёл? — безо всякого интереса интересуется он.
— Один. То есть с Джимом, конечно, — конечно.
— А, а где твой… бойфренд? — судя по паузе, он опустил какой-то эпитет. Возможно «очередной». — Прости, не помню имени. За ними трудно уследить.
— Лжец из тебя никудышный, — говорю я, прислоняясь к ограждению рядом.
— Конечно. Кто не знает старину Грега. Быстро же он прижился. Так что, у вас свободные отношения или ты запер его дома, а себе решил устроить мальчишник? Ну, стой, не говори. Во второе верится охотнее.
— Я тебя обидел? — немного опешив от его настроя, интересуюсь я. — Извини.
— Не делай вид, что не понимаешь. Мило, но тебе не идет.
Мне не по себе от его обвиняющего капризного тона. Как будто я и правда виноват в том, что мы до сих пор не пересеклись в одной постели. Видимо, он считает, что досталось всем, а его несправедливо обделили, — хотел бы я знать, откуда такие мысли.
— Понимаю, но не представляю, в чем моя вина. В том, что я в отношениях?
— О, Майк! Сколько тебя знаю, ты всегда в отношениях. В одних плавно перетекающих отношениях. От члена к члену. Правда, каким-то образом, умудряешься проворачивать свою серийную моногамию под знаменем святости. Я всё пытаюсь подловить тебя в перерыве, но то ли у меня отвратительная реакция, то ли к тебе нужно записываться заранее.
— Какая проникновенная история. Скажи ещё, что, когда спал с Фрэнсисом, надеялся через него добраться до меня. Прости, Алекс, но похоже мы друг друга не поймём.
— Нашел кого вспомнить. Фрэнсиса. Проще сказать, кто с ним не спал. И да, знаешь, на что-то такое я надеялся, не так буквально, хотя в итоге вы всё-таки разбежались. Правда тут же нарисовался Олли. С ним, конечно, было посложнее, чем с Фрэнсисом, слишком уж он всё романтизировал… недолго. А этот твой Грег романтический тип?
— Чего ты надеешься добиться? — я правда заинтригован и не скрываю этого, как он не скрывает бессильной злобы.
— Хоть чего-нибудь, — смотря на танцующую толпу, спокойно изрекает он.
Перегибаюсь через перила. Внизу фарами светят припаркованные такси. В Алексе примерно сто шестьдесят фунтов веса, так что мне ничего не стоит выбрать момент и отправить его в свободное падение. Как бы он летел. Красиво. Недолго.
Я оборачиваюсь. Он выдавливает улыбку в ответ на чей-то окрик и, помедлив, смотрит на меня. Что-то там в его голове, что должно работать как ограничитель, никак не хочет включаться, и мне хватает какой-то секунды, чтобы отвлечься и оказаться зажатым между ним и перилами. Выбор у меня небольшой — чтобы оттолкнуть его, нужно отнять руки, а перспектива свалиться за борт никак не привлекает. Алекс симпатичный парень, но это и правда самый ужасный поцелуй в моей жизни — за исключением первого, видимо, мне не очень нравится, когда меня принуждают. Выждав момент, когда его рука протискивается между нами, чтобы убедиться в полном отсутствии моей заинтересованности, всё же отталкиваю его. И — это очень невежливо, — вытираю рот ладонью. Господи, до чего мерзко.
Алекс скрещивает руки, изображая оскорблённую невинность. Даже я разочарован. После такого поцелуя недолго не то что натуралом стать — а вообще уйти в монастырь. Я ещё злюсь, но не на него, а на себя — да я ж неудачник. Бездарность. Посмешище всего гейского рода. Даже толком отомстить за себя не могу. После всего, что со мной сделали, я обязан сделать хоть что-то. Не о симметричном ответе речь, ну хоть один-то поцелуй с капелькой удовольствия и отсутствием угрызений совести мог бы себе позволить.
А потом небо грохочет, разряжая первые мелкие капли дождя. Обхватил себя. Плечи в крапинку, щёлкаю пальцами, вырывая его из оцепенения.
— Пойдём давай, выпьем.
Это печальная стори.
***
Надо же, он и правда в меня влюблён, — думаю я, хотя на самом деле уверен, что это чушь. Люди хотят странных вещей, всегда хотят странных вещей, но я вещь не странная, а всего лишь прихоть скучающих воображений. Чего же он ждет? И кто я, по-твоему? Кем кажусь? Здесь вопросы, но глаза под пушистыми ресницами смотрят, не отрываясь. Не понимаю, что он пытается высмотреть, или это попытка гипноза — не спрашивать же у него.
«Ты втюрился в меня по уши или просто мечтаешь, чтобы я тебя оттрахал?» — Боже, ну и бред.
— Так ты втюрился в меня по уши или просто мечтаешь, чтобы я тебя оттрахал?
Это смущение.
Он отворачивается, прикусив щеку, вроде как улыбаясь. Нарочито сахарный голосок певички тонет в басах и эффектах. «Слова ничего не значат, ты всё же будешь моим», — воодушевлённо напевает она, и мелодию подкидывает на динамиках, рвущихся в такт её бухающему сердцу.