— Борис! — восклицаю я, обнимая здорового, похожего на медведя, бородача. Лично я терпеть его не могу — неотёсанного мужлана под бесконечным приходом, пропитанного алкоголем так, что моё опьянение нашло мощную поддержку и это уже не шесть, а все семь. На восемь я начинаю путаться в мыслях, на девять — в словах, а десять случалось лишь пару раз, воспоминания о которых даже не нужно стирать из памяти. Один из таких вопиющих случаев пришёлся на встречу с Олли — вот почему я чуть не закололся вилкой у Стейси на Дне Рождении, услышав вопрос про секс с незнакомцами.
Выслушав мои излияния, Джим чешет нос и смыкает мои пальцы вокруг стакана.
— Расскажу тебе историю про нашего общего друга. Этот парень, назовем его Х — смеётся он, — как-то завалился ко мне домой, мы были с жёсткого похмелья после вчерашней пьянки. Крутился, как юла, а у меня жутко болела башка, и когда мне это надоело, я спросил, какого хрена стряслось, что его так прёт, на что Х сказал, что проснулся в чужой постели и…
«Представляешь, просыпаюсь от того, что надо мной кто-то стоит. Открываю глаза — мрак, и посреди темноты бледная фигура. Я сначала перепугался, думаю, что за глюк, да ещё такой реальный. И злой, как чёрт. Я ему — привет, он от неожиданности аж отшатнулся. Ну, я к тому времени продрал глаза и понял, что никакой это не глюк. Пытаюсь вспомнить хоть что-нибудь об этом парне — но нихрена, начинаю соображать, как побыстрее убраться, и знаешь чё? Мой глюк пожал плечами и ушел. А я лежу, слушаю, как он там чем-то гремит. Так он, вместо того, чтобы выгнать, завтрак мне принёс, прикинь?» — смешно передавая манеру Олли, пересказывает Джеймс и подмигивает.
— А можешь представить мой шок, — спокойно говорю я, — когда я просыпаюсь, а рядом — тело. Чьё-то очень маленькое тело. Знаешь, для человека, чей сексуальный ценз начинается с шести футов, проснуться и обнаружить в своей постели три четверти человека — то ещё потрясение. Сперва даже решил, что это ребенок. Чуть не чокнулся с перепугу. В башке — вакуум, помню всё до абсента, а после — нихера… Я себе до этого момента вроде как верил, а тут как представил, что мог выкинуть, меня чуть не вывернуло. И стыдно так, что я даже в его документы лезть постеснялся. И темно, правда, нихрена не видно, а тут он просыпается — два огромных глаза. Ну, думаю, ладно, не просто же так он здесь оказался…
Я не успеваю договорить, а Джим уже ржёт, упав на локти.
— А потом ты подумал, что после этого обязан на нём жениться.
— … к тому же у меня были такие тёмно-синие простыни, и он здорово на них смотрелся… Жениться! Да за кого ты меня принимаешь?
Джим, подкошенный волной гогота, снова падает на руки.
— Знаешь, он ведь не сказал твоего имени, а я сразу подумал на тебя. Очень в твоем духе, — смеётся он, а я пытаюсь открутить ему ухо. — Ладно, ладно, просто я вообще не помнил, чтобы ты был на той вечеринке.
— Да, а я отлично помню, что ты потом ещё раз нас познакомил.
Теперь смеёмся мы оба.
— Над чем ржёте, — спрашивает подошедший Борис. Я в очередной раз вспоминаю, что терпеть его не могу, но надо отдать ему должное — собутыльник из него превосходный, проверено не раз. И вечеринка, на мой скромный вкус, отличная. Они с Джимом заводят разговор на русском, по звукам больше похожий на общение перфоратора и отбойного молотка, а так как знание этой тарабарщины не входит в список моих талантов, я отваливаю и быстро нахожу себе занятие по душе.
На крыше жуткая толкучка, даже удивительно, как здание выдерживает вес сотни тел. Очень пьяных, с остервенением долбящих ногами в гудрон, поднимающих пыль под хриплую проповедь Дэйва Гаана, ведущего эфир из четырех колонок по периметру крыши. Второе пришествие, — соблазнительно утверждает он, — состоится прямо сейчас. Охотно верю — может, потому, что прямо сейчас оглядываюсь в поисках своего персонального Иисуса.
— Фрэнсиса не видела? — но Рыжая Кэт мотает головой, недовольная, что я прервал её эксцентричный танец. Похоже, девка вообще не здесь. Потом она всё же открывает глаза и подает признаки узнавания.
— Вроде не было! Чё хмурый? Ускориться хош? — спрашивает она, и вынув руку из кармана, разжимает ладонь. Я смотрю на розовые таблетки со странным чувством: часть меня хочет их взять, другая — ударить по руке. Воздух отвратительно душный. Кэт несколько раз моргает, не прекращая дёргаться под музыку. Сжимаю её пальцы в кулак.
— Оставь себе.
Небо над нами клубится синтетическими тучами, и всё вокруг наэлектризовано так, что, кажется, случайное прикосновение к одному из оголённых тел замкнёт цепь. По краям крыши обмотанное подсветкой ограждение — смазанная грань, которой недостаточно, чтобы удержать нас внутри. Ниже — пять этажей темноты, выше — давящее ночное небо, а мы зависли посередине, незаземлённые, почти без опоры под слабыми ногами. Что нам стоит упасть.