Беглец (СИ)

— Ради всего святого, с какой стати ты решила, что я должен отвечать на этот вопрос? — удивляюсь я.

— Я не такого ответа ждала, — она смотрит непонятно, — это простой вопрос.

Теперь я понимаю её взгляд. Чего я никогда не делаю — не ухожу от разговора. И это не простой вопрос — ответ на него вскроет меня, как консервную банку.

— Не знаю, чего ты там ждала…

— Да или нет? Ты собираешься к нему вернуться? — повторяет она, а когда я молчу, срывается на меня с кулаками.

Она лупит меня, я пытаюсь отодвинуть её, и она наступает в осколки упавшего бокала. Наша неловка борьба заканчивается, когда я прижимаю её к стене.

Мы оба рвано дышим; ей тоже стыдно за эту бессмысленную и унизительную сцену. Теперь я знаю, какая она на ощупь и сколько в ней сопротивления. Отвратительно, я чувствую, как к горлу поднимается ком.

Сейчас она в меня плюнет.

— Успокойся.

— Урод. Господи, какое ты ничтожество, ты даже не представляешь, — рычит она сквозь зубы, пытаясь вырваться. — Ты ни на что не способен. Ты ноль. Всё, что ты можешь — пускать сопли, жалея себя, но вот тебе правда — ты жалок, и от этого все твои беды. Поэтому они уходят. Тебе! Нечего! Им! Дать!

Я теряю бдительность, и она отталкивает меня.

— Тебе достался Грег, и что ты делаешь? Ноешь по своему бывшему, лелея надежду вернуться. Ты застрял в прошлом, тебя вообще не существует. Ты настолько увлечён своими страданиями, что даже не видишь этого — все это видят! Думал, Грег настолько тупой, что не заметит? На что ты надеялся, что он будет сидеть у порога и ждать тебя, когда ты вздумаешь вынырнуть из этого дерьма и вернуться, как комнатная собачка?

— Ты спишь с ним? — спрашиваю я.

— Ради всего святого, с чего ты взял, что я стану отвечать на этот вопрос? — с отвращением цедит она. Губы движутся медленно, наполняя ядом каждое слово; двойная ненависть, он зе рокс.

Меня захлёстывает волна ярости. Я бы не успокоился, пока не переломал ей все кости, но вместо этого смыкаю зубы так, что чувствую, как челюсть ходит под скулами. Придушить её — слишком мало. Я бы не угомонился, пока не размозжил её череп.

Я вжимаю её голову в стену, как орех, и та раскалывается на влажные черепки. Сквозь пальцы давит непонятная жижа. Она была живой.

Я думал, под нашитыми на марлю волосами — пустота, дутый фарфор с глазами на нитках. Всё хрупко.

Может, только это меня и останавливает. Кулак врезается в стену рядом с её головой; она вздрагивает.

— Послушай ты, Венера в мехах, я не собираюсь играть в игры!.. Я задал элементарный вопрос. Не зли меня, — цежу я.

— Отойди, — приказывает она, но голос дрожит. Ей, конечно, некуда деться. — Я закричу. Пусти меня, сейчас же.

Мои руки упираются в стену по обе стороны от неё.

Она больше не пытается меня оттолкнуть, и я в курсе, что веду себя как полнейший мудак, ограничивая её свободу. Это нечестно, но на неё это давит. Сейчас она похожа на трепыхающуюся в клетке птицу. Она плачет сейчас.

— Пожалуйста, отойди от меня. Я не хочу говорить. Ты пьян. Боже, ты меня пугаешь! Я позову их, Майк, ты не знаешь, что делаешь!

Я придушу тебя раньше. Может, не с тем удовольствием, но раньше.

— Я выпущу тебя, когда посчитаю нужным. Можешь орать, но на этом наша с тобой история закончится. Я спросил: ты с ним спишь?

— Господи, что за бред! Так ты про меня думаешь?

— Как я про тебя думаю? Как и про остальных — ты забавная, не более. То, о чем ты говорила за ужином, относится и ко мне: я не питаю особых надежд ни на чей счет.

Она всё ещё плачет, но в красных от слёз глазах я вижу то ли презрение, то ли жалость, то ли отчаяние выбраться из этого разговора. Она отворачивает лицо.

— Ты устроил всё это ради ответа на какой-то дебильный вопрос? Двадцать лет дружбы стоят того? Стоят любого из твоих бойфрендов? — Она поднимает глаза.

— Скажи сама — стоят? Двадцать лет были тогда, а сейчас — это сейчас. Всё довольно просто: если ты ничего не делала, то не о чем переживать.

— Ты спятил.

— Я спятил?! — срываюсь я и бью по стене. Она вжимает голову в плечи и закрывается ладонями, рыдая. — Я уже хрен знает сколько пытаюсь добиться одного слова, Стейси, это я спятил?! Спустя двадцать лет я не могу тебе верить, и это меня ты называешь спятившим?! Кто из вас, придурков, не в своем уме?! — ору я и хватаю её за руку, когда она пытается вырваться.

— Не трогай меня!

— Не трогай их! — ору ей в самое ухо. — Ясно?!

На крики в комнату врывается Грег; Джим за ним следом. Я всё ещё держу её за запястье.

— Что нахрен ты делаешь? — отталкивая меня, спрашивает Грег. Стейси съезжает по стене и запрокидывает голову в беззвучной истерике. — Господи, у тебя кровь… — он беспомощно оглядывает осколки.

— Мы просто разговаривали.

— Ты совсем охуел? Это ты называешь просто разговором?

— Ты что-то путаешь, Лестрейд, я пока ещё в состоянии решать, как и с кем мне разговаривать.

А! Господи, как им только удаётся так меня выводить?!