Беглец (СИ)

— Тейлор. Майкрофт прав. Людям нельзя задавать такие вопросы, даже если ты уверена, что знаешь ответ. Это трудно понять…

— Это не нужно понимать. Это нужно запомнить, — обрываю я.

— Ну спасибо за лекцию, сенсей, — огрызается Грег, хотя и беззлобно.

Но по Тейлор не видно, поняла ли она хоть что-то из того, что я говорил.

Ненавижу её за то, что ей вздумалось захотеть.

***

А вот и мы. Славно здесь собрались.

Хлопают дверцы; во внезапных сумерках звуки оглушительны и ранят слух. Я иду мимо припаркованных прямо на газоне авто вслед за ними, и то, как мы втроём делаем вид, что пришли по отдельности, неловко и обычно одновременно. Какой-то гадёныш врубает ближний, слепя фарами; надеюсь, средний палец он разглядел, как и всего меня. На лице оседают брызги юлящих в траве спринклеров, стоит остановиться в попытке разглядеть обидчика.

Грег нетерпелив. Воздух парка совсем расслабляет. В траве резвится болонка, скачет, лая на проходящих мимо.

— Где же твоя хозяйка? — спрашивает он, опустившись на колено, чтобы потрепать её за ухом. — Отправилась пудрить нос и совсем про тебя забыла, да?

— Грег, ради Бога, она же грязная, — раздражаюсь я. — Бросай и пошли внутрь. Я сдохну, если сейчас же не выпью.

— Можешь и меня бросить, если боишься испачкаться, мистер чистюля. Ну-ка, малышка, укуси этого чёрствого дядю.

— Ты знаешь, что ты задница?

Когда он поднимается на ноги, я обнимаю его за шею и целую, поскорее уводя ко входу в павильон, откуда глухие раскаты басов звучат призывно и своевременно. Лето. Ночь. До смерти моё время.

— Очень великодушно, — комментирует Грег, а какой-то наглец свистит нам вслед.

***

Танцовщицы, вдетые в цветные обручи, как в кольца Сатурна, выглядят так, словно собрались улететь в космос прямо со сцены, и мне хочется отправиться вместе с ними. Они танцуют в последний раз в жизни в неоновых лучах зашедшего солнца, под звездами софитов, в свечении люминесцентных ламп — прожигаемые взглядами; ласкаемые взглядами по касательной, глядящие призывно, глядящие в никуда.

Смотрящие вглубь себя в поисках зацепки, чтобы не видеть тебя, чтобы ни за что не запомнить тебя.

Не взять тебя с собой.

Иллюзия — бесконечна.

Грег в белом жилете существует отдельно от темноты, как на засвеченном рентгеновском снимке; у мальчика из обслуги на шею намотан питон, вашу мать, питон, — и натёртый до зеркала поднос на миг отражает лицо Грега, когда он делает заказ. Себя я вижу тоже. Блеснув странным взглядом, официант поправляет питона белой перчаткой и уходит. Потом оборачивается снова, и я отвожу взгляд, стараясь тут же его забыть.

О, Боже! Тейлор залезла на колонку вместо танцовщицы, а ведь мы ещё даже не начинали. Как она умудряется творить херню на трезвую голову?

Грег целует меня, обняв за шею. Не то чтобы я был против, но и не в восторге от того, что он делает это у всех на виду в собственническом настроении. Он движется в ритм музыке, качая бедрами под «I love to hate you» Erasure, хотя я не танцую; и подаётся вперед, стоит моим пальцам сомкнуться на его заднице.

— Прекрати заигрывать с официантом, — цедит мне в ухо, а слышно даже сквозь музыку: не просьба — настоятельная рекомендация.

Потом его руки соскальзывают, и сам он, сделав ручкой, исчезает среди знакомых и уже я ощущаю укол если не ревности, то чувствительный пинок по самолюбию. За секунду я могу накрутить себя от «не отходи от меня» до «с самого начала стоило запереть его дома», и уже сам издеваюсь над собой. Придурок.

Серьёзно, едва ли на свете живёт другой такой кусок дерьма. Я люблю музыку и люблю любовь, что ещё мне следует знать? Мальчик принесёт выпить, и я уже расслабился, готовясь преобразиться на глазах.

Грег улыбается, перехватив мой взгляд из-за чьей-то спины, и я, качаясь под музыку, жестом зову его обратно, а сам осматриваюсь, выглядывая над головами официанта с питоном, готовясь распихивать локтями всех, кто посмеет встать на пути между мной и водкой. «ПОЧЕМУ. ТЫ. ТАКОЙ. СЕРЬЁЗНЫЙ?» — голос Стейси раздаётся позади как раз вовремя, в самый раз. Но какие люди…

Это Фрэнсис оборачивается, убирает волосы с глаз; для меня он — часть декорации, и, как от настырного лазера, грозящего сжечь сетчатку, я ухожу в тень. Стейси говорит «привет», пихая мне в рот бокал с Космо — стекло стучит по зубам, водка жжёт язык.

— Мы с Лиззи вас заждались! Вон наш столик! — кричит она. На экранах патлатый E-type, в ушах его забитый басами голос. Она — как Барбарелла в красной обёртке, я кручу её за обсыпанные фольгой плечи, смотрю на обсыпанную фольгой спину и лоснящееся лицо, возвращающееся ко мне с новым выражением.

— Круто выглядишь!

— Подожди-ка, — отпрянув, грубо говорит подруга, и я оборачиваюсь ей вслед, чтобы понять, куда её понесло. Быстро, до меня доходит.

Фрэнсис, как последнее пристанище наивности, отвлекается от приятелей и встречает её, открыв тылы.

— Ой, нет, — это подошедший Грег, раскрыв глаза, по привычке берёт на себя смелость озвучить очевидные вещи.