Беглец (СИ)

— Ну что встал? Пристрели его и помоги мне. Что? Вы же не верите ему всерьёз… Действуй по инструкции, у вас ведь должна быть инструкция на этот счет, я не знаю, там, секретный вопрос…

Секретный вопрос, мне становится смешно и водителю, и даже Джим, до этого недоумевая переводивший взгляд с одного на другого, заулыбался.

Инструкции действительно есть, и первая из них в том, что информатор ни при каких обстоятельствах не может раскрывать имена оперативников, даже если по какой-то причине их личности стали ему известны. Вторая гласит, что он не может назвать свое настоящее, не в рамках задания, имя. Ну и третья в том, что не существует никакой постоянной связи — ни вопросов, ни паролей, кроме строго контролируемых МИ5 опосредованных каналов передачи.

Я протягиваю руку, помогая механику подняться.

— Целы?

— Да, спасибо. — Стерев пот со лба, улыбается он. — Ну вы, ребята, даёте шмалить из пушек.

— Извините.

— Я не знал, что это подстава. Что будете делать с этим?

— Заберем с собой, что же ещё, — отвечает Джим.

Голландец трепыхается, пытаясь развязать сцепленные пластиковым браслетом руки и сильнее сжать рану, как будто это возможно. Джим смотрит удивлённо, как будто совсем про него забыл.

— Но для начала поговорим с ним сами. Врать не хорошо, тебя не учили? — заворачивая рукава, спрашиваю я. — Уж если ты меня знаешь, до тебя непременно доходили слухи.

Краем глаза замечаю, как информатор смущённо отворачивается, словно извиняясь за то, что видит происходящее.

— Не дёргайся, — пнув бедолагу носком ботинка, Джеймс делает неуловимое движение и взмахивает рукой, раскрывая полицейскую дубинку. — Сейчас я буду тебя бить, а мой коллега станет задавать вопросы. От того, насколько ему понравятся ответы, зависит, как быстро я устану. А я такооой неутомимый, — он играет дубинкой, не удерживаясь от бахвальства.

Ох и любит он припугнуть, удивляюсь только, что на это кто-то ведется. Хотя, может, я предвзят, да маска делает свое дело.

— Стой! — Тулип тяжело дышит, еле проговаривая слова. — Стой! Я всё скажу, сейчас, не надо! Спрашивай!

— Кто у вас главный?

Тулипа этот, казалось бы, простой вопрос вводит в замешательство.

— Я… я не знаю. — Он облизывает пересохшие губы и зашуганно смотрит на Джима, очень художественно изображающего замах клюшкой. — Не знаю, правда. Я всего лишь сошка, шестёрка…

— Что скажете, может он знать? — спрашиваю я у информатора, но тот, похоже погружен в другие думы. Наверное, гадает, как с ним поступит контора.

— Что? А… Нет, нет, вряд ли. Мы… они выполняли приказы вслепую. — Он закусывает губу.

Джим прицокивает и качает головой. Но стоит ему нацелиться на сочащуюся кровью рану и замахнуться, Тулип орёт:

— Я скажу! Я вспомнил… Я не знаю, кто он… Стойте, подождите! Его никто видел, но я знаю, что он подписывается А. — его все так и зовут. С ним не общаются напрямую, говорю же! Он держит всё — наркотики, девок, нелегалов. Зря не рискует, не ему рисоваться перед вами, ангелами. Большой человек. Даже если нас всех повяжут, он выйдет сухим.

— Шишка?

— А ты сам как считаешь, почему вы, псы, всегда на шаг позади?

— А он прав. Паскудно признавать, но прав. У этого мудилы в доме всё работает, как часы.

— Не думаю, что ему известно что-то ещё, — говорит информатор, — он и вот этот, — он показывает на лежащий лицом вверх труп, — здесь старшие, но всё равно мелкая рыба. — Что будете с ним делать? — снова спрашивает он как-то неловко, но я, кажется, понимаю ход его мыслей: Тулип знает слишком много, чтобы расхаживать по земле, пусть и не на свободе.

Самого Тулипа, судя по выпученным глазам и бегающему взгляду, интересует тот же вопрос.

Нам придется здесь и сейчас хладнокровно расправиться с ним, а это немного другое, чем «шмалить из пушек». И все здесь понимают, к чему всё идет. Все — Тулип в том числе. И те, кто висят на проводе Джима, в фургоне, знают тоже.

— Вы — уходите, — я обращаюсь уже к информатору и тихо, чтобы не было слышно в микрофон Джима, добавляю: надеюсь, вы понимаете, что всё только между нами, — и я стараюсь говорить без угрозы; он кивает.

— 999, — говорит Джим, отходя в сторону, — можете заходить, у нас четыре трупа и один раненый.

Он идет к выходу, чтобы встретить их, и я за ним, но, развернувшись, тут же возвращаюсь назад, всаживая в Тулипа две пули из своего пистолета.

— Что ты?! — восклицает Джим.

— Что должен, — спокойно отвечаю я. — Беспокоюсь о нашей безопасности, конечно, если ты не хочешь вздрагивать каждый раз, подходя к дому. Мне теперь надо думать, как всё исправить.

Я не могу просто всё бросить. Так не делается. На мне ответственность, и, в конце концов, он сам как напарник от меня неотделим. И если я всплыл на поверхности, то и он тоже. Я должен думать чуть быстрее и что-то решать, мне жаль, но между чем угодно на свете и собой я выберу себя.

Он смотрит на труп.

— Стены могут слышать.

— Значит, это немые стены и, если понадобится, мертвые стены, дорогой Галл, — издевательски произношу я.

Он кривит губы, но ничего не говорит, потому что я прав.