Беглец (СИ)

— Окей, ковбой, — отвечает Тейлор, глядя в зеркало заднего вида, — а тебе не кажется, что ты просто не способен представить что-то большое и глобальное дальше своего носа? Дальше что — оспоришь «Происхождение видов»?

— Прямо сейчас я представляю твою задницу — куда уж глобальнее.

Она скрещивает средние пальцы на манер латинского креста — демонстрируя всё, что обо мне думает.

Грег чуть пиво не расплёскивает, убеждая её, что нет, никакая она не толстая, а очень даже тощая. Она даже ноги спустила в салон, возмущённо выпрямив спину.

— Худее Кейт?

— Гораздо худее, — подтверждает он, хотя, я уверен, не представляет, о какой именно Кейт идет речь.

В зеркале всё ещё отражается её обеспокоенное лицо. Она пощипывает щеки и натягивает кожу языком — я едва сдерживаюсь, чтобы не заржать в голос. Потом замечает, что я вижу её гримасы, и напускает суровый вид, смешнее предыдущего.

Мы едем в тишине ещё долго, пока Тейлор не изъявляет желания поговорить, причём в странной форме.

Грег щёлкает кнопками, переключая радиостанции в поисках чего-то путного. Это лето не разродилось ни одним более-менее сносным хитом, кроме Wannabe Spice Girls, но в бардачке находятся кассеты.

— Что это, U2? Срань господня, откуда? — возмущается он, вставив одну из них и вертя в руках неподписанную обложку.

— Во… Что? Не смотри на меня, мне это подбросили, — оглядываюсь я.

— Как это вообще можно слушать? — не унимается он. — Не, вы только зацените…

— Эй, эй, выключай, не ставь на мне эксперименты!

Он выбрасывает кассету в окно, где та с хрустом попадает под колеса. Не знаю, может, эта ирландская хуйня осталась от Фрэнсиса, и он, наверное, думает так же, да совершенно точно, раз прожигает меня взглядом. Спасибо хоть предпочитает промолчать, пока настраивает радио. В отличие от Тейлор.

— Мальчики, а вы… — начинает она сконфуженно, предрекая мою реакцию:

— Что? — нетерпеливо бросаю я, заглядывая в зеркало, где она, отвернув лицо, пересчитывает мелькающие витрины.

— Ну, там, типа, любите друг друга?

Я выдыхаю сквозь зубы, стараясь не закипать и не закапать слюной приборную панель, и пропустить её вопрос мимо ушей, только добавляю громкости радио.

Грег оборачивается к ней.

— А к чему вопрос? — спрашивает он вполоборота, мягко, будто разговаривает с ребенком, хотя она и старше. Одного не пойму, ему обязательно сюсюкать с каждой любопытной дурой?

— Ну, что-то не особо видно. Не то что я спе…

Боже, я сейчас ей вломлю.

— Тейлор, — даю по тормозам и оборачиваюсь, застав её подбородок в пленительной близости от переднего сидения.

А какой бы вышел краш-тест.

— Твою мать, Майк, спятил?!

— Слушай меня сюда, Тейлор. Запоминай! Ты никогда не должна лезть к людям с такими вопросами, ясно тебе? Никогда, понимаешь?

— Да что я такого…

— Ты поняла меня? Никогда блять не задавай таких вопросов! — рявкаю я, как положено неврастеникам, и сбавляю тон на угрожающий: — Потому что рано или поздно найдётся тот, кто ответит так, что ты зарыдаешь, и вот тогда ты меня припомнишь.

А почему ты так нервничаешь? До белых сжавших руль пальцев; представляешь, как придушишь её, вытащишь за волосы на улицу и швырнёшь в витрину Версаче — нет, Живанши, глазом на шпильку от Лубутена, — и дашь по газам, наслаждаясь визгом машины, и ласкающий слух Spandau Ballet, так кстати марширующих по радио, поднимет настроение до луны.

Саёнара, Тейлор, когда б я её ни видел, самым большим моим желанием было и будет бросить тебя в Таиланде или Пномпене на радость местным нищим с кариозными улыбками и стеблями бамбука в зубах. Вернуть тебя туда, откуда ты приехала так некстати, чтобы нервировать меня своей глупостью, прилипчивостью, своим убогим обожанием, сверкающим в голубых глазах анимэшными бликами. Я думаю, может, ты совсем одичала, Маугли, и мой долг как экспата вернуть тебя в лоно природы, надавить на тебя, раздавить тебя реальным миром, реальным диким миром, в котором нет места ни тебе, ни твоей застарелой, как пот рикши, симпатии, о которой, ты думаешь, не догадываюсь я, но догадываются на деле все. Где-то в джунглях Малайзии, меж небоскрёбов и трущоб Гонконга тебе бы нашлось место, но здесь совсем не тропическая влажность забирается в кишки, заставляя гнить изнутри — беги!

Qu ba! Из этого шалаша собственных ожиданий с плесенью из обид — убегай поскорее, дикарка, пока я чищу ружьё. Беги, стряхивая с волос рис из надежд, что мне есть до тебя дело взамен того, как груба и невыносима ты бывала когда-то — наступай на него и пусть он жжёт твои пятки. Оставь своё сердце в Токио в любовном отеле, никогда не давай то, что никто не захочет взять, и, ради Бога, заткнись.

Люблю ли я Грега?

Саёнара, тебя мне никогда не любить.

Она так и сидит, подавшись вперед с глупейшим выражением лица, только поднимает оленьи глаза на мой локоть и выше.

Я молчу, глядя впереди себя, и даю газ, потому что нас уже успели обсигналить. Висит неловкая тишина. Грег выключает радио, не смотря на меня, но должен же он понимать, что я прав? Может, он и считает, что я перегнул палку вместо того, чтобы просто ответить на вопрос, но не подает вида.