Беглец (СИ)

Закрываю глаза, чтобы не видеть его нервно тормошащим волосы, но нет надежды, что всё исчезнет. Размышляю о том, что я, похоже, действительно на нуле, и нет реакции, которой он боялся, потому что он, со свойственным старанием, довел меня до ручки. Я чувствую себя оглохшим под километрами воды, что не держит и не даёт вздохнуть, и не дает разбить её, и принимает следы твоего глупого, глупого сопротивления, чтобы изгладить их, как смерть сглаживает морщины со лба трупа, как ветер вбирает сплетни и запах крови.

— Какого хрена ты молчишь? — зло спрашивает он, останавливаясь.

— А что сказать?

— Что сказать? Это всё? Не будешь орать, крушить мебель, не пошлёшь меня нахер? Так может, мне и не стоит переживать, просто пойти и угробить свою жизнь, раз тебе плевать?

Мы стоим напротив друг друга, и я хочу отвернуться.

— Так тебе плевать или что? — не унимается он, заглядывая мне в лицо, словно ожидая, что оно отомрет по его сигналу. — Вот как ты меня любишь, да, Майк?

— Как я тебя люблю? Как я тебя люблю? Как я тебя люблю, — цежу я сквозь зубы и срываюсь в крик. — Показать, как я тебя люблю?!

— Что ты?!

Всего лишь хватаю его за шкирку и толкаю к столу, нагибая за шею. Он возится, вырываясь, но с моей хваткой ему не справиться.

— Хочешь знать, как я тебя люблю?! — ору я, нашаривая его ремень; он сопротивляется, пытаясь схватить меня рукой, но в этом вся прелесть моей любви — нужно перестать сопротивляться.

Я вжимаю его в стол и дергаю пояс джинсов — он замирает, тяжело дыша, и знаешь что, Грег, я снова преподам тот же урок — не спрашивай, если не хочешь услышать ответ. Наконец я перестаю держать его и он вырывается, поворачиваясь ко мне.

Несколько секунд мы просто стоим, глядя друг на друга: он — зло, я — устало.

— Куда ты? — беспомощно спрашивает он, когда я бросаю его наедине с собой.

Заперев спальню, ещё долго смотрю на вставленный в замок ключ, не понимая, как и зачем вышло, что больше всего на свете я хочу, чтобы он оставил меня в покое.

Хочу быть без него, когда первый шок спадет, обнажив нас до мяса.

***

Внутри безмозглой игрушки булькает отвращение ко мне. Трясу её без остановки, бездумно, надеясь, что её стошнит на меня, но в конце концов шар выплёвывает своё тупое «Может быть», третье или четвертое подряд, и перестает работать. Я не понимаю и трясу снова, даже без вопроса, из злости, что он может заткнуться, а я не могу не спрашивать себя.

Если долго смотреть в потолок, можно увидеть, что в белом цвете спрятаны чёрные пятна. Можно увидеть, как вместе с Землёй накреняется твоя жизнь и она же проплывает мимо. Как холодный воздух из окна залетает в комнату паром, и волну, что он пускает по потолку, можно увидеть тоже. Можно остановить мрачные мысли, дышать глубоко, прогоняя ком в груди, лелея ком в груди, ожидая, что он наполнит тебя до отказа, но ты потом придумаешь, что с этим делать. Придумаешь, ты что-нибудь обязательно придумаешь.

Руки задеревенели, я не понял, когда здесь стало холодно. Кровать под спиной такая мягкая, что того и гляди сложится вдвое. Я проседаю вместе с матрасом, пытаюсь сделать так, чтобы лицо перестало быть глиняной маской, и чувствую, как на нем патиной расползаются мелкие трещины. Интересно, он ушел? Совсем неинтересно.

О, Боже, думаю я, вздрогнув от жуткого грохота за дверью. Сжимаюсь и жду, что, может, он успокоится. Перебесится. Но иррациональный страх перед этим шумом не исчезает. Я считаю про себя, как в детстве, когда звуки грома становились такими громкими, что забирались в грудь и били изнутри. Я вздрагивал. Я считал.

Тишина бьёт по ушам.

Тянусь к телефону и, держа в руке шершавый пластик, разглядываю его как что-то необъяснимо реальное, что можно сжать негнущейся пятерней, почувствовать вес. Пытаюсь даже сдавить его, но не чувствую силы в пальцах, а потом жму на кнопки, вспоминаю, как жать на кнопки, и динамик, прошипев, бодро твердит «Алло».

— Алло. Алло, Майк?

Я молчу, слушая её голос, звонкий, сквозящий беспокойством, потом раздражённый, а потом совсем спокойный, понявший.

— Ох, Майк. Ты всё знаешь, да?

«Да», — шепчу я, но так тихо, что не слышу сам.

— Поговори со мной, — просит она. — Ты ведь зачем-то позвонил, да? Ты за этим позвонил? Ну хочешь, я буду говорить, а ты будешь молчать? Майк, я говорила, что это плохая идея. Я просила рассказать тебе, веришь, каждый день ему говорила. Я дала слово, что не скажу, но я бы сказала, ещё чуть-чуть, и сказала бы. Это невозможно. Я себя ужасно чувствовала всё это время. Извини меня, Майк, я твоя подруга, а не его, но это всё так отвратительно на меня давило, ты, с другой стороны он, я не знала, как не сделать хуже. Ты был так счастлив, извини, я…