Должен ли я ему? Объяснения… если всё не кажется однозначным; потому что совесть не дает мне уйти, ничего не объяснив, или я чувствую свою вину, или переживаю за него, или хочу выговориться — одна из этих причин, а то и все разом, заставляют искать листок и ручку, а потом примеривать стержень к разлинованной строчке, не решаясь начать. Первые слова всегда даются тяжело, а потом становится легче: я думаю о том, что первые дни без него будут кошмаром, а затем я скажу себе что-нибудь и привыкну обходить эту тему в своих мыслях, да, так и будет. И в то же время мне ещё хреновей, стоит представить, что сейчас я его люблю и всё это можно выбросить на помойку завтра или послезавтра. Что ничто ничего не значит на самом деле, а не только в мыслях, которыми я себя развлекаю. Я с ужасом думаю о моменте, когда встречу его и ничего не почувствую. ЕГО. НИЧЕГО НЕ ПОЧУВСТВУЮ. Воображения вполне хватает, чтобы представить, что в следующий момент я усилием воли заставлю себя сойти с ума. Потому что это край того, что может произойти. Представлять это — всё равно что заглянуть в глотку Вселенной или найти равновесие на краю жерла с лавой. Как ты живешь и имеешь в виду, что в крайнем случае всегда сможешь выйти… Кажется, это и будет мой крайний случай, думаю я, судорожно сглатывая скопившиеся во рту слюни, потому что прямо сейчас переживаю самый кривой приход в своей жизни.
В аду сегодня день открытых дверей, думаю я, шокированный происходящим настолько, что не успеваю реагировать на мысли и не чувствую предметов, которых касаюсь; мой мозг сыграл со мной злую шутку, вплеснув в отравленную транками кровь столько адреналина, что кожа заиндевела изнутри, и я весь ни заледеневший, ни оттаявший, ни живой, ни мертвый, ошпаренный гормонами, словно тело ощетинилось с изнанки и пытается избавиться от меня или заморозить до лучших времен.
Ручка выскальзывает из пальцев, оставляя на бумаге кривой росчерк, и катится по столу. Я пробую написать его имя, смотрю на дрожащие чернила, недоумевая, а потом на свои руки. Даже дебильная мысль посещает — его же удар хватит, увидь он, что я тут ему понаоставлял, ха-ха ха-ха ха-ха. Я смеюсь в голос, кошусь на Грега — не разбудил ли, — и провожу языком по сжатым зубам, а когда снова берусь за ручку, буквы уже не дрожат, правда имя его остаётся обведённым чуть с нажимом.
Грег
Как видишь, ничего не выходит. Здраво оценивая ситуацию, при любом раскладе для нас с тобой ничего не выходит, по крайней мере так, как мы с тобой хотели
Забавно, но представляя, как все закончится, я всегда знал, что это будешь ты. Кто начал — тому и заканчивать. Невероятно горжусь собой по этому поводу. Не собираюсь здесь оставаться, а ты можешь выражать своё негодование, не стесняясь, и дальше портить имущество (но, пожалуйста, не трогай гитару. это фендер)
Мне не нужна половина любовника. Даже при условии, что я тебя прощаю (а, как известно, я не против, когда об меня вытирают ноги), мне придется делить тебя с кем-то, и боюсь мне достанется не лучшая часть из-за того, что эта ситуация всё равно будет напоминать о себе
Вышло не так грубо, как могло бы, но в целом ничего. Сворачиваю листок и кладу на журнальный столик — чтобы точно заметил, хотя подозреваю, заметить моё отсутствие будет несложно. Вот край истории.
Мне приходится обернуться, а потом снова, потратить пару долгих минут, убеждая себя, что всё происходит на самом деле.
Выходя из дома, я всё ещё не понимаю.
***
Стейси открывает мне тут же, как будто стерегла дверь, в распахнутом халате, с волосами, торчащими в стороны, как змеи с логотипа Версаче. Ха-ха, думаю я, похвалив себя за сравнение. Моя собственная Медуза. Я пьян, как утопившийся в бочке Диоген. Ха-ха.
— И ты тут, в красном саване, Тибальт, — зеваю я, а рука, потянувшаяся было к ней, сжимается в кулак перед её носом. Не знаю, придушить её хочу, или обнять, или одно не помешает другому.
— Ты как раз вовремя. Три утра, самое время, — замечает она, завязывая волосы в хвост и пропуская меня в гостиную.
— Для чего?
Может, стоит переехать сюда? Здесь всегда как дома. И район получше. Она стерильная, а второго такого туловища в Лондоне я не видел. Может, это мне стоит на ней жениться? Хотя нет, если потом я всё-таки придушу её, все подозрения падут на меня, не очень удобно.
— Для музыки. Для выпивки. Для разговора по душам. Для того, чтобы разбить тебе сердце.
Она поджигает напольные свечи: огонь вспыхивает на конце зажигалки, та щёлкает в такт, напоминающий вступление к «Running Thin» Blancmange, и я гадаю, чья это шутка — Стейси или воображения. Сидя на корточках, поднимает голову, но потом возвращается к свечам, видимо поймав засевшую в воздухе мысль. В случае с ней такое бывает нечасто, и мне интересно, не эта ли мысль призвана разбить моё сердце.
— У меня нет сердца.