Беглец (СИ)

— Да я тоже. Хм. Может даже этого пидараса Алекса. Да по-любому его. Расхаживает тут как напыщенный кусок свинины… Дженни, подлить шампанского? Китти, ещё вина? Нил, тебе отсосать в бильярдной… Фуэ!

— Не напоминай мне об этом ублюдке, и хватит звать его пидарасом, — раздражённо бурчу я, открывая дверь и ища выключатель, чтобы дать света. Здесь довольно прохладно, ещё более раздражённо замечаю я. Я так и буду раздражаться, пока не выпью.

При едва ощутимом, то и дело мерцающем свете оказывается, что я никогда не видел столько пыли, а ещё, возможно потому, что в вине я разбираюсь плохо, погреб выглядит внушительно, заставляя надеяться, что здесь есть чем поживиться.

— Ты прав, пидарас ещё мягко сказано. Неужели тебе совсем пофиг, что он катает яйца к — ох, блин! — вместо продолжения она чихает на полку, встревожив многолетнюю пыль.

— А ты поверь, Тейлор. Мне настолько насрать, что, хочешь, трахну тебя прямо здесь, у стеллажа.

Она оглядывается в почти полной темноте и трет нос, пока не чихает снова.

— Не надо так грубо. Я просто спросила. Ужасно, Майк, — мне даже кажется, что она сейчас расплачется, но, может, всё из-за бликов тусклой лампы. Да что на меня нашло?

— Не буду. Просто предложил. Выбирай вино и пойдем.

Она тащит тяжёлую бутылку из набитой соломой ячейки и чуть не роняет, успев подхватить в последний момент. Читает название. Это блин Италия.

— Не буду я пить Италию, пиздец какой.

— Окей, ты прав, хотя теперь не всё равно? Пофиг же.

— Ладно, — в нетерпении щелкаю пальцами, — бери.

По правде говоря, мне действительно пофиг, но от танинов меня выворачивает, а наутро хоть вешайся. Под актом самоуничтожения я понимаю всё же другое.

Она ещё больше портит мне настроение, но больше всего бесит, что она об этом и не догадывается. Вот Грег, — опасно не к месту вспоминаю я, — такой оплошности никогда не допускал.

Чертыхаюсь. Лёгок на помине.

— О-о-о! С ума сойти! Смотри-ка здесь кто-то есть! — протяжно вопит пьяный Алекс, ввалившись в погреб под руку с великолепием Грега Лестрейда. — У-у-у — улюлюкает он, — крошка, итальянское, это ты зря!..

Тейлор все-таки икает.

В этой развернувшейся немой сцене я стою, сложив руки на груди, у Тейлор та ещё физиономия, Алекс по привычке выглядит заинтересованным не знаю в чём (однажды, должно быть, любопытство его погубит), а Грег разрывается между тем чтобы уйти или остаться. Меня всё это бесит; я вдруг понимаю, что эти трое собрались здесь из-за меня и прямо дурею от этой мысли. Смотрю я на Алекса и Грега, который уже отпустил его руку, и думаю, что запросто могу выкинуть штуку: поманить Ала из-под носа Грега, и он пойдет — но потом вспоминаю, что Грег точно так же может поманить меня и я пойду, и окончательно скисаю. Во мне трудно пробудить ненависть к себе, но сейчас я именно что себя ненавижу.

— Пойдём отсюда, — я первым подаю голос, Тейлор всё ещё сжимает в руке бутыль Брунелло, глядит на меня с какой-то снисходительной усталой усмешкой сфинкса, а потом нежданно делает «финт ушами»: с матами кидается на Алекса, пытаясь то ли забить его ладонью, то ли проломить его симпатичный череп этой самой бутылью: детская ненависть в нас всегда сильна. Алексу не до шуток, он пьяно пятится к выходу, спиной нащупывая косяк и пытаясь укрыться от оплеух, Тейлор придумывает всё новые и новые оскорбления, уже не переживая за судьбу платья. Вскоре они оказываются за дверью; до нас всё ещё доносятся крики Тейлор, а потом лязг упавшего рыцаря в доспехах.

Собрав всю решимость, я дёргаюсь в сторону, чтобы свалить куда-нибудь подальше и сделать это, прежде чем побег станет затруднительным (ну и хорошо я себя знаю).

— Ну-ка, ну-ка, — Грег останавливает меня за рукав, ткань натягивается, натягивается, и я всерьез раздумываю над тем, что левой рукой можно пренебречь в пользу душевного равновесия.

— Что такое?

— Куда ты попёрся? — спрашивает он, смеряя меня недобрым взглядом. Голос его из угрожающего выцветает в просто неприветливый. Действительно, куда? Мне хочется орать, ведь по своей дурости я упустил момент, когда ещё принадлежал себе хотя бы физически. Ну нет, — думаю я, пряча взгляд в матовом стекле бутылок за его спиной. Чувствую себя вдруг безумно виноватым непонятно в чём, но должен быть резерв внутри меня, обязан, чтобы снова стать собой.

Да, я искренне считаю, что настоящий я начинается там, где я остаюсь один. Вот почему мне так не терпится уйти.

Я смотрю на Грега молча, ожидая, что он начнёт оправдываться, наверное, потому что мне так хочется; но часто я грешу тем, что забываю об элементарной вещи: у него полно своих собственных претензий.

— Что это ты делаешь?

— А на что похоже? — ухмыляюсь я, выбирая ещё одну бутылку, призванную скрасить сегодняшний вечер.

— Похоже на то, что ты надираешься каждый раз, как остаёшься без присмотра, — говорит он, гневно сверкая глазами.

Я стою с двумя бутылками наперевес и замечаю, что для нас двоих здесь неприятно мало места. Думаю швырнуть одну из них на каменный пол, забавы ради, но вовремя вспоминаю, что мои представления о том, что забавно, заметно искажены.