Беглец (СИ)

В свете слабой лампы глаза у него — как чёрные глянцевые пуговы, нашитые на морду плюшевой игрушки — и мне теперь кажется, что и злость ненастоящая, но это, конечно, не так, и суть вещей порой не даёт о себе знать, не на поверхности. Почему-то злится он, а не я, заставший его с Алексом, и от этого меня наконец пробирает гнев. Такой настоящий и, видимо, на поверхности он выглядит так же.

— Ха, — сконфуженно парирую я. — Похоже на то. Теперь, когда мы это выяснили, могу я уйти?

— Ты соображаешь, что делаешь? Мы так не договаривались, Майкрофт. Хватит тебе уже, — говорит он, но забрать бутылки не пытается и вообще держится подчёркнуто отстранённо.

А ведь он прав; если бы он выкидывал такие фортеля, я был бы в бешенстве… Хотя, с другой стороны, о том, что он будет валандаться с Алексом, речи тоже не шло.

Меня бросает в жар, но я обещаю себе не реагировать и пропустить его следующий выпад:

— Ведешь себя, как сраная малолетка.

Уж кому, как не мне, знать, что если этот мальчик вдруг вцепился в тебя зубами, то уже не отпустит. Волна злости, бурля, поднимается до максимальной отметки, пока я закипаю, как электрочайник.

— По крайней мере, не веду себя как дерьмо, — все-таки огрызаюсь я, понимая, что он прав, но уже не в состоянии вернуть себя на рулёжную дорожку.

— Не знаю, что ты там себе надумал…

— А, так ты не собираешься с ним ебаться? — Не перестаю удивляться тому, как прекрасно мы понимаем друг друга. Мысли мои вяло текут мимо кассы, совсем в левом направлении. Вспоминаю, что, науськанный Джимом, поставил от трех на тотал сегодняшнего матча Арсенала: зачем я это сделал.

С кем там трахается Грег, ебёт меня куда меньше.

— Ну, он думает, что собираюсь, — пожимая плечами говорит он.

Возникает пауза, и я всерьез хочу уйти, но держит непонятно что, разве только желание во всем всегда иметь последнее слово берёт верх.

— Иди к Алексу, пока Тейлор его не убила, — отмахиваюсь я. — Он всё детство обзывал её шваброй. Самое время спешить на помощь.

Я обнимаю бутылки, пытаясь пальцем протолкнуть пробку, всем видом демонстрируя, как мне плевать, но вещи — их поверхность не всегда отражает суть.

— В первый раз вижу, как ты ревнуешь.

— Нравится? — Осёл.

— Пугает.

Он и правда выглядит напуганным, как будто я умею что-то ещё, о чем он не подозревал. В диалоге с собой решаю, что если задушу его здесь, пропажи ещё долго не хватятся. В последнее время слишком часто, снова, ощущаю себя на грани истерики, как сейчас. Мне нужно успокоиться, — повторяю я, но это не то, что мне нужно на деле.

— Ну ты же не этого хотел добиться, испытывая свою привлекательность, — замечаю я. — О чём ты думаешь, слыша от других, какой ты потрясающий? Тебе становится проще, зная, что все хотят с тобой переспать? Ну скажи хоть, — вскидываю брови, — не знаю, что тебя это греет.

— Хочешь назвать меня шлюхой? Не стесняйся, я заслужил. Но не смей говорить, что мне стало легче жить, ясно тебе?

— Не выходи из себя, услышав правду, тем более что кроме меня тебе её никто не скажет.

— А, так вот в чем ты видишь свою миссию? Обличитель правды, значит?

— Да плевать. Ты мне осточертел. Отправляйся вслед за Алексом, в кои-то веки избавь меня от своего общества…

Он так расстраивается, но я расстроен куда больше и мне не жалко наконец побыть эгоистом, раз уж я официально остался один.

— Я отправлюсь куда захочу и с кем захочу. Но ты не будешь мне указывать и не можешь вот так запросто обижать меня, просто потому что я живу без твоей сиятельной персоны, ага, — издевательски произносит он и облизывает губы.

Без моей сиятельной персоны?..

— Да живи как вздумается, только перестань путаться под ногами. Неужели не понятно, что я не хочу тебя видеть, что я тебя ненавижу?! Зачем ты это делаешь?! — кричу я, швыряя бутылку ему под ноги. Под всплеском брызг скрепят осколки и воздух наполняет кислющий запах. Грег смотрит на меня, как на своего персонального врага, и мне представляется, что я с ружьём загнал его в клетку.

Может теперь, может теперь он всё поймёт, когда я захлопну её перед его носом.

Он опускает и поднимает глаза, а перед моими комната ходит кругом. Запах врывается в ноздри, скручивая желудок в рвотных позывах. Я определенно не в себе больше, чем мог представить, поэтому позволяю забрать другую бутылку и бессильно опускаю больше не занятые руки.

— Мы положим это сюда, — говорит он, возвращая вино в ячейку, — и продолжим с того момента, где ты утверждаешь, что ненавидишь меня. Куда, — он останавливает меня за грудки, стоит сделать рывок, чтобы уйти.

— Убери руки! — цежу я сквозь зубы.

— Ты собираешься называть меня шлюхой, говорить, что ненавидишь, и швырять в меня бутылки, думая, что после сможешь взять и уйти? — говорит он грубо и вжимает в косяк. Под ногами скрепит стекло, один из осколков пробил мне подошву, и я давлю на него со всей силы. — Стой здесь, я с тобой ещё не закончил. Сначала ты возьмёшь свои слова о ненависти обратно. Ты не ненавидишь меня. Скажи, пока я не продемонстрировал, как ты неправ.

Он придвигается ближе, так что бедро в кожаных штанах упирается мне в член.