— А ты в курсе, что про тебя до сих пор говорят, что ты идейный? — приподнявшись на локтях, он упирает в меня загадочный насмешливый прищур, словно не заметив моего дебильного молчания. — Но чтоб ты знал, я ни секунды так не думал.
— Идейный? — хмурюсь я. — Это что ещё за херня?
— Такой тип, которому западло трахать девок из принципа.
— А, — блёкло реагирую я, скорее стараясь из вежливости хоть как-то подавать признаки жизни. — Мне нравятся члены. Не знаю, принцип это или нет.
Он хихикает.
Я встаю, оглядываясь в поисках вещей.
— Эй, ты что, обиделся? — спохватывается Алекс. Боже, ну неужели он до сих пор не понял, что меня не прёт лежать с кем-то в постели после случайного, хотя и неплохого, перепиха? Что за шесть лет ничего не изменилось — и он ни капли мне не нравится даже из-за того, что помог мне кончить.
Я оборачиваюсь к нему, раздираемый стыдом, совершенно не понимая, как людям объясняют такие вещи.
— Мне нужно ехать. И надо ещё найти Тейлор, — вспоминаю я.
Выражение его лица на глазах выцветает в обиженное.
— Я тебе вообще не нравлюсь? — скривив губы, спрашивает он — На что я, идиот, надеялся.
— Да нет.
— Не объясняй, не надо, я понял. За всё время, что ты меня динамил, я успел понять перспективы.
— Может, как-нибудь сходим на свидание, — неуверенно предлагаю я, но он кисло смеётся:
— Не надо, Майкрофт, не напрягай себя.
— Да и ладно, всё равно я придурок.
Он смеётся, откидываясь на подушку.
Я подбираю свои шмотки, мечтая о душе, но чувствуя себя последним дерьмом совсем не поэтому.
***
Вдоль по коридору бесконечные ряды дверей напоминают небытие с зеркальными стенами. Коснусь любой и ничего не произойдет: ей не открыться у меня перед носом. Сотни потайных комнат, где я ищу Тейлор.
В детстве мы любили играть в прятки — бежать к одной точке и, стукнув по ней ладонью, рассыпаться в поисках укромных мест. Мы прятались в доме; у меня, у Стейси; я не был чемпионом, всегда хотел, чтобы меня нашли, но я был ловким и умел ускользать из-под исполненного триумфа взгляда. Не важно, как ты спрячешься, если первым настигнешь базу.
Я был… первым, всегда был юрким. Не любил скрываться, мне тогда хотелось, чтобы меня откопали из-под земли, обязательно откопали; но я был быстрым и любил сбегать из-под носа.
Думаю, за всё то время, мой характер претерпел не так уж много изменений.
И сейчас я ступаю по длинному коридору, закруженный игрой, дезориентированный. Я не знаю, что ищу, и открываю по очереди все двери. За одной из них — клоун, за другой — голова на пружине, за третьей — чулан с мётлами, но попадаются и люди, которых я не ждал, не знал толком и которые не имели значения. Здесь моя мать, хмурая наседка; отец в военной форме, грозящий выпороть ремнем. Я не вижу их, я не люблю их, я сам по себе.
Открывая дверь за дверью, я всё чаще натыкаюсь на пустоту, словно на моменты своей жизни — пустые, незаполненные, ещё неизведанные. Я ищу Тейлор, но ничего о ней не мелькает в проёмах дверей и длинный шлейф платья не мчится по коридору; я ищу Стейси, нашего невероятного чемпиона по пряткам, но с таким успехом могу искать иглу в стоге сена, могу искать её неделю и две; затаённой, её всё равно что нет. Когда она говорит себе «я не существую», то точно пропадает с радаров. Меж дверей зеркала, отражающие моё испуганное лицо, когда я кружу на месте и дёргаю закрытые двери; я знаю — это метафора моей жизни, и ничего не могу с этим поделать.
Слова, держитесь внутри, и перестань кричать, преследуя их: я один с самого начала и до конца; с начала коридора и в перерывах между выпрыгивающими из дверей головами одиночество — всё что есть, чтобы стерпеть многолюдность, и я подчиняюсь собственной воле, перестав метаться слева направо, справа налево, перестав дёргать ручки; Грег — понимаю я, я не видел его вечность, но ничего из его лица и фигуры не думает напомнить о себе.
Загадай мне шараду, прошу я, ты, как сфинкс, взгляни свысока и я, может быть, отвечу. И мой ответ пустит меня к тебе.
— Майкрофт, — шепчешь ты, и звук умножается в кубе. — Майкрофт. Если я собираюсь любить тебя вечно и, может быть, вознести тебе памятник, сколько времени уйдет на встречу, сколько жизней у нас осталось?
Не хочу, понимаю я, не хочу никаких жизней.
Я бегу по коридору, обгоняя свои отражения, и в конце вижу дверь — это шкаф, старый, дубовый, с изношенным лаком. Хватаюсь за дверцы, тяну, пока он накреняется на меня с опасным скрипом.
Выходит, достать тебя тяжелее, чем удержаться на ногах. Выходит, быть с тобой не значит чья-то жизнь.
— Где вы все? — вопли резонируют от стен; вдалеке скрипит и хлопает дверь, оглушительно; коридор множит смех, детский, мерзкий, и многие зеркала отражают всполох бантов.
Красные, будто кровь, ленты, яркие, словно залп, кудри.
— Умный мальчик никогда не сунется в реку!.. — она появляется вспышкой и, мигнув, исчезает в стене напротив, пока я кручусь на месте.
Как в детстве мы шныряли по дому, я прятался под столом, я знал все пути побега, не заботясь о том, что меня найдут.