Бегство. Документальный роман

Уже полгода прошло с тех пор, как мы с Любой расстались. Я увлекался (и Анастасия была моей экспедиционной пассией), но что-то (предчувствие роковых перемен?) удерживало меня от настоящих романтических привязанностей. Следующий серьезный роман я пережил только после эмиграции из России. В августе, в приморском кафе, я познакомился с Леночкой, приятельницей одной нашей подружки, известной в Пярну как «Большая Маргарита». И вот совпадение – Леночка училась в том же «институте связей», что и мой Макс Муссель. Она была двумя годами младше меня, стильная, белокурая, с большими ореховыми глазами и полными губами. Леночка происходила из классической советской ИТРовской семьи. Если не ошибаюсь, Леночкина бабушка по материнской линии в начале 1930-х годов приехала в Москву из деревни, частичка огромного потока крестьян, искавших в лучшей жизни в больших советских городах. Леночка была умна и сдержанно-амбициозна. Она прекрасно шила и ловко копировала модные вещи, увиденные в журналах или на подружках из богатых семей. Приехав в Пярну в первый раз тем летом, быстро войдя в нашу пярнускую компанию, где почти все знали друг друга с детства, Леночка с самого начала проведала, что я из семьи отказников. Судя по всему, она питала слабость к еврейским юношам; ее первый серьезный ухажер был евреем, как и тот человек, с которым она встречалась после меня. Подозреваю, что Леночкина мама-инженер, страстно желавшая вписаться в московскую интеллигенцию, внушила дочке, будто евреи – лучшие мужья. А вот у Леночкиной деревенской бабушки на этот счет было свое непреложное мнение, и она отговаривала внучку знаться с евреями. Бабушка, увы, оказалась права: евреи не принесли Леночке счастья. Я в Леночку не влюбился, хотя в Пярну мы провели вместе много приятных августовских дней. Осенью и зимой 1986—87 года мы время от времени виделись, но продолжали вращаться на совершенно разных орбитах. Уже потом, после моего отъезда, Леночка вышла замуж за моего бывшего московского друга Кирилла Вальдмана, который увез Леночку из России. Брак с ним оказался неудачным. Впрочем, я опережаю события, которым еще придет свой черед…

В те сентябрьские дни воспоминания о летнем пярнусском романе были еще свежи, я то и дело сбегал из Чашниково в Москву и там виделся с Леночкой. Я отлынивал от работы как мог. Как-то раз мне удалось раздобыть медицинскую справку, что у меня приступ сенной лихорадки и мне прописан постельный режим и покой. Особенно мучительна для меня была невозможность побыть одному. После летней экспедиции романтическая атмосфера студенческого братства потеряла свое очарование. Жизнь «на картошке» вспоминается унылой чередой пасмурных дней с проливными дождями, раскисшими полями и отвратительной столовской едой. На фоне такого однообразия у меня в памяти сохранился яркий эпизод. Когда темнело, деваться в Чашниково было совершенно некуда – или лежать в одежде под одеялом, читать с фонариком или трепаться с соседями по бараку, или коротать вечера в главном корпусе, где в «комнате отдыха» работал телевизор. В тот вечер я вошел в «комнату отдыха» и увидел, что компания однокурсников, в основном девушки, чуть ли не прильнули к экрану. «Что смотрим?» – спросил я, но в ответ на меня только шикнули – мол, не мешай. Показывали телепередачу, которая в те годы шла регулярно и называлась «Камера смотрит в мир». И вот совпадение – когда я вошел в «комнату отдыха», ведущий программы, бравый советский журналист Генрих Боровик, полуеврей-полурусский, как раз объявлял елейным голосом, что сегодня у советских телезрителей будет редкая возможность посмотреть американский документальный фильм «Русские уже здесь». По всей вероятности, название этого документального фильма отсылало к комедии режиссера Нормана Джуисона «Русские идут», вышедшему на экраны в 1966 году. В этом фильме о советской подлодке, севшей на мель к северу от Бостона, комедийными методами разрешались конфликты времен холодной войны. Ведущий «Камеры» пояснил, что фильм, который сейчас увидят «советские телезрители», был снят в США, и что в нем рассказывается о жизни тех, кто «покинул» Советский Союз и поселился в Америке. А потом ведущий добавил, что через четыре года после выхода фильма советские тележурналисты разыскали некоторых его героев взяли у них интервью для передачи. Эти интервью и послужат красноречивым комментарием к «пустой» (кажется, ведущий выразился именно этими словами) жизни бывших советских граждан в эмиграции.