Бегство. Документальный роман

Вооружившись новоиспеченным псевдонимом, я составил несколько подборок стихов. Начались хождения по московским редакциям. В то время журналы, в которых печатали стихи, делились на два вида: так называемые «толстые журналы» с простыми двухцветными обложками и журналы потоньше, с цветными обложками, выходившие ежемесячно или еженедельно. Кроме того, стихи печатали некоторые газеты; в те годы очень желанной была публикация в газете «Московский комсомолец». Каждый толстый журнал занимал определенное место в советской литературной иерархии, и при каждом существовал свой раёк штатных и редакторов отдела поэзии и внештатных «литературных консультантов». Сейчас в это верится с трудом, но в 1980-е годы официальные тиражи главных толстых журналов намного превышали 100 000 экземпляров. Те, кому удавалось опубликовать в толстых журналах стихи, обретали массового читателя. Среди советских предшественников глянцевых журналов некоторые, по крайней мере по названию и официальной редакционной линии, были адресованы конкретной читательской публике: «Сельская молодежь», «Работница», «Колхозница», «Студенческий меридиан». В стране массовой графомании любой сочинитель мог отправить свои стихи по почте в редакцию, и, по крайне мере теоретически, любому был гарантирован письменный ответ. При этом была распространена практика походов в редакцию и личного общения с редакторами периодических изданий. Такие хождения по редакциям резко отличались от стиля, присущего англо-американскому литературному миру, где тексты отправляются по почте, и личные контакты с редакцией могут быть минимальными. В советских редакциях были приемные часы, отведенные для таких визитов. По правде говоря, авторов начинающих, еще не составивших себе литературного имени, чаще принимал не редактор отдела поэзии, а внештатный «литературный консультант», для которого эта должность нередко была сущей синекурой. По сути в аппарате советской литературы литконсультанты играли роль привратников, швейцаров, а зачастую и просто вышибал. Осенью 1986 года, обходя редакции, я сталкивался с самыми разными авторами в роли редакторов или внештатных консультантов редакции. Были среди них и маститые поэты, и малоизвестные литераторы, которые сами рвались в официальные, печатные, признанные.

Помню разговор с поэтом Анатолием Парпарой, реакционером, охранявшим подступы к журналу «Москва», редакция которого была расположена на Арбате. Пару раз я приносил стихи Арво Метсу, тихоголосому эстонцу, который сочинял угловатые верлибры и служил литературным консультантом в поэтическом отделе «Нового мира» под началом Евгения Винокурова, советского поэта военного поколения, которого в литературных кругах называли «пончик с говном». Помню также, как носил стихи в журнал «Юность», где меня «перехватил» поэт и драматург Виктор Коркия; в редакции он играл роль «доброго следователя» в паре со «злым» – поэтом и переводчиком Юрием Ряшенцевым, известным текстами песен к фильму «Д'Артаньян и три мушкетера». Коркия принял меня приветливо, посмотрел первые два стихотворения и сказал о них какие-то неканцелярские слова. Потом он вернулся к тексту подборки, уткнулся в стихотворение о Нико Пиросмани и Грузии, смущенно пробормотал что-то вроде «не уверен, что пройдут редколлегию», и повел в закут, где сидел его начальник. Ряшенцев смерил меня взглядом, будто искал в моем облике какие-то тайные (при)знаки или (при)меты. Потом небрежно, по диагонали, проглядел мою подборку и тут же вернул, вынесши приговор: «Синтаксис шаткий. Вот освоите технику стиха – тогда и приходите».

Редакции ежемесячных журналов, адресованных студенческой и молодежной аудитории, располагались по соседству, в двух советских «офисных» башенках в районе Савеловского вокзала. Осенью 1986 года я довольно часто приезжал сюда. Несколько изданий, в том числе и печатавшийся полумиллионным тиражом «Студенческий меридиан», выходили под эгидой ЦК комсомола, а я, как ни странно, все еще числился в рядах этой массовой организации. В день обхода редакций, по дороге от метро я проезжал на троллейбусе дом по улице Новослободской, где жил Генрих Сапгир. В то время мне ужасно хотелось напечататься, прорваться в печать – хоть в «Студенческом меридиане», хоть в «Литературной учебе»! Я смотрел через дорогу на окна сапгировской квартиры и думал: Вот здесь живет поэт, который упорно не идет на компромисс с системой, даже если из-за этого его «взрослые» стихи в СССР вообще не печатают. По пути в редакции советских журналов я размышлял о Сапгире, о литературной судьбе моего отца и других поэтов их поколения.