Бегство. Документальный роман

– Ну это кто как, – парировал я.

Больше мы не встречались.

Чем ближе я подбираюсь к самым последним дням в России, тем сложнее восстанавливать последовательность событий, линейное течение времени. Эти последние дни запомнились не целиком, а лишь отдельными яркими кусками, арабесками, швами исчезающей на глазах материи нашего советского бытия. Так, в один из вечеров к нам в дверь позвонил сосед, живший тремя этажами ниже. Фамилия его была Рогожкин, я его знал с 1971 года, когда мы въехали в новый дом. Рогожкин состоял в правлении кооператива и явился, потому что ему поручили проверить и оценить, в каком состоянии наша «жилплощадь». Было полдесятого вечера. Родители уехали в Ленинград проститься с семейными могилами. Я был дома один. С кривоватой хмельной улыбочкой Рогожкин проследовал за мной в кабинет отца, непривычно пустой. Половины мебели и книг уже не было. Я предложил незваному гостю выпить армянского коньяка. Никакой враждебности или любопытства к нам, без пяти минут эмигрантам, Рогожкин не выказал. Он только хотел пить наш коньяк, неуклюже подбирать на нашем пианино аккомпанемент и петь пьяным голосом, желательно – дуэтом со мной. Распевали мы примерно час, большей частью военные песни. «Эх, дороги, пыль да туман….» «На побывку едет молодой моряк…» Я не мог просто взять и выставить Рогожкина за дверь. Нам требовалось от него официальное заключение, чтобы выписаться из кооператива и получить деньги за полностью выплаченную квартиру. Наконец Рогожкин, уже вдрабадан пьяный, шаткой походкой обошел квартиру, провозгласил, что она в превосходнейшем состоянии и оценил ее по полной стоимости. В итоге родители получили около 4500 рублей, по тем временам огромную сумму. Официальный курс составлял около 1.4 рубля за 1 доллар США, а на черном рынке курс был приблизительно 4 рубля за доллар. (Теперь такая трехкомнатная квартира в этом районе Москвы сейчас стоит около 250 тысяч долларов.) Нам и в голову не пришло оставить квартиру за собой, фиктивно переведя ее на кого-нибудь из надежных друзей. Были люди, которые оформляли квартиры на родственников или друзей, а потом, уже в постсоветские годы, продавали их по совершенно другим ценам. Но в мае 1987 года мы с родителями и в мыслях не держали подобные сценарии. Мы хотели лишь одного: навсегда покинуть этот дом, этот город, эту страну.