Бегство. Документальный роман

Третий экзамен был переломным пунктом экзаменационной сессии. Вообразите солнечный июльский день на Ленинских горах. Накануне прошел дождь, смыл тополиный пух с гранитных ступеней и мостовых. Абитуриенты и их родные толпятся перед серым мавзолеем, под крышей которого соседствуют факультеты биологии и почвоведения. Вдруг мы с родителями слышим, как по толпе проносится шепоток: «Юный гений, гений, гений». Я оборачиваюсь и вижу голубоглазого мальчика лет четырнадцати, полного, с бледным лицом и каштановыми кудрями. Я узнаю в нем чистейший ашкеназский еврейский тип, а орлиный нос забавно контрастирует с пухлыми щечками херувимчика и широко посаженными глазами. Мальчик одет в полосатый костюм и галстук, а в руках у него школьный портфель-ранец. Вместе с родителями и какими-то престарелыми родственниками он поднимается по ступеням к тяжелым дубовым дверям, а вслед ему по толпе шелестят слова: «Он из Минска. Проскочил несколько классов экстерном. Маленький еврейский вундеркинд». Я чувствую, как по спине у меня бегут мурашки.

К десяти утра я уже сижу в одном из верхних рядов большой аудитории. Передо мной снова билет с двумя вопросами по теории и одной задачей и листы бумаги для записей, с печатью в верхнем правом углу; в конце экзамена все бумаги надлежит сдать. Задачка по химии знакомая, и я быстро набросал на листке решение. Я жду, пока меня вызовут туда, вниз, на арену амфитеатра, где за сдвинутыми столами сидят экзаменаторы, сверлят глазами абитуриентов и разевают гуттаперчевые рты, словно актеры в немом кино. Терпением я никогда не отличался, ждать для меня сущая пытка. Наконец выкликают мою фамилию, она гулким эхом отдается под потолком аудитории и звучит как чужая, иностранная. Я смотрю вниз и вижу еврейского гения из Минска. Ведь мы с ним принадлежим к особой категории абитуриентов. Мы – еврейские абитуриенты-гладиаторы, мы состязаемся за право занять одно-два места, отведенных нам по негласной процентной норме из ста мест на первом курсе. Маленький вундеркинд согнулся над билетом, словно медвежонок, выковыривающий мед из сот. Я прохожу мимо него по пути к экзаменаторам, и в голове дребезжит тема «Двух евреев» из «Картинок с выставки» Мусоргского.

Экзаменаторов двое, одному около сорока, другому чуть за пятьдесят. Первый – вертлявый рыжий клоун, второй – медлительный белый клоун. Я быстро понимаю, что они разыгрывают эту клоунаду уже много лет. А по тому, как клоуны рассматривают меня исподлобья, мне становится ясно, что они шовинисты.

– Ну что, Шраер, вам-таки сегодня свезло, а? – с нарочитой интонацией произносит рыжий, циничный толстяк, от которого несет трубочным табаком и гнилым потом. – Задачка плевая, младенец и тот справится.

От белого клоуна пахнет не лучше. Вероятно, оба экзаменатора считают дезодоранты русофобским еврейским изобретением.

Я вижу свое кривое отражение в золотых зубах рыжего.

– Задача решена вроде бы верно, – вяло изрекает белый клоун, поднимая испитые глаза от листа. – Но вот ведь в чем вопрос: знает ли наш абитуриент теорию химии? Что ж, юноша, вещайте. Несколько минут я рассказываю о том, что знаю и понимаю так же хорошо, как свои любимые русские стихи Блока, Заболоцкого, Ахматовой, Багрицкого. Я говорю, пока, наконец, рыжий клоун не прерывает меня нетерпеливым взмахом маленькой руки с кургузыми огарками пальцев.

– Ладно-ладно, вызубрил как автомат, но хотя бы вызубрил правильно, – небрежно бросает он и поворачивается к напарнику, который сгорбился на стуле.

– Да, полагаю, что с этим абитуриентом все более-менее ясно. Если только у вас, многоуважаемый коллега, нет к нему дополнительных вопросов? – насупив брови, спрашивает рыжий клоун у белого.

– Ну, если вы так настаиваете, коллега, – ухмыляется белый, рассматривая свои ухоженные перламутровые ногти. – Молодой человек, что вы можете нам поведать о структуре полимеров?

Я отвечаю, я рисую на бумаге структуру макромолекул полимера, хотя этому материалу отводится полстранички в учебнике химии для десятого класса. Я чувствую, что краснею до корней волос.

– Достаточно, юноша, – прерывает меня рыжий клоун. Клоуны переглядываются, согласно кивают, белый извлекает из нагрудного кармана перьевую ручку и медленно выводит на моем экзаменационном листе «хорошо» в графе «Химия». Четверка! А я-то рассчитывал на пятерку. И впереди еще сочинение. А что, если я не наберу проходной балл?

– Извините, – с трудом выдавливаю я из пересохшей гортани. – Простите, но, по-моему, я на все вопросы ответил правильно. Почему четверка?

– Потому что про полимеры вы излагали недостаточно живо, – ядовито отвечает белый клоун. – В конце концов, юноша, вы сдаете экзамены в лучший университет России.

– Не жадничайте, не жадничайте, – подхватывает рыжий клоун, и я слышу в его словах отголосок с детства знакомого предрассудка, как будто экзаменатор вот-вот добавит «экий жадный народец». – Вы, конечно, имеете полное право подать на апелляцию. Я бы на вашем месте этого делать не стал, но решать, разумеется, вам.