Бекболат

Бекболат не верил своим глазам. Сам аллах ему помогал! Привел прямо к абрекам!

Он был и несказанно обрадован, и в то же время растерян: очень неожиданно все случилось! Когда отправлялся в путь, он рассчитывал некоторое время пожить у родичей, познакомиться с каким-нибудь абреком и уйти с ним в горы. И вдруг он уже в самом стане абреков!

Они подъехали к костру, спешились. Тотчас из коша вышли двое. Один высокий, в дорогой черкеске, на голове шапка из золотистого каракуля, на ногах чары́ки. Широкий пояс весь в серебряных украшениях. Другой низкорослый, кривоногий, в рваном черном шепкене.

— Тамада[16],— обратился к высокому попутчик Бекболата, — принимай кунака! Парень устал и есть хочет.

Тамада усадил Бекболата возле костра, сказал низкорослому:

— Азама́т, накорми парня! А ты, Мухажи́р, иди со мной.

Тамада и попутчик Бекболата ушли в кош.

Азамат поставил перед Бекболатом полную чашку мамалыги, подал шашлык, кукурузные лепешки.

Пока Бекболат ужинал, в стан возвращались абреки. Расседлывали коней, уводили их к коновязи и шли в кош тамады. Потом выходили к костру, ужинали. Недоверчиво, исподлобья посматривали на Бекболата, тихо переговаривались. Тут были и ногайцы, и черкесы, и карачаевцы.

Из коша снова вышли тамада и Мухажир: видимо, он был помощником тамады. Они подошли к костру, сели среди абреков. Тотчас завязался веселый хаба́р — беседа. То и дело слышался хохот: словно они были не скитальцы гор и сидели не у ночного костра, а собрались на пирушку к другу.

Тамада посмотрел на небо.

— Ну, пора отдыхать, молодцы! Мухажир, — обратился он к своему помощнику, — дай кунаку новую бурку, чтоб спалось тепло!

— Будет сделано, тамада! — ответил тот.

Мухажир отвел Бекболата в кош, разостлал на сене черкеску.

— А буркой накроешься, — сказал он. — Ложись, джигит, да спи крепко. Перед дорогой путнику надо хорошо отдохнуть!

Бекболат с головой укрылся буркой — мягко, тепло, но заснуть долго не мог. Он слышал, как в кош один за другим входили абреки, валились на сено и тотчас начинали храпеть.

Утром его позвал к себе тамада. Он расспросил Бекболата, куда и зачем идет, почему ушел от родного очага.

Тамада усадил Бекболата возле костра.

Выслушав Бекболата, тамада сказал:

— Вот что, джигит, мы покинули свои родные аулы тоже не для легкой жизни. Скитаться в горах — незавидный удел. Стать абреками нас заставили баи и мурзы. И у меня, и у Мухажира, что привел тебя сюда, и у казанши[17] Азамата — у всех свои счеты с ними. Доро́га наша не легкая. Приходится и грабить и насильничать. Но и твоя тропинка, джигит, не лучше. Если хочешь, оставайся с нами. Дадим тебе доброго коня, и будешь вместе с моими молодцами ходить на дело. Люди они смелые, отчаянные. И дружные — один за всех и все за одного. Так что в обиду не дадут!

Бекболат того и ждал.

— Спасибо, агай! Я остаюсь с вами!

Ему уже чудилось, как они налетают на усадьбу мурзы Батоки, как он выводит из конюшни Елептеса, садится на него и птицей летит по ночной степи…

В нем горела и трепетала сейчас каждая жилка. Ему хотелось в нынешнюю же ночь пойти на дело. Но тамада сказал:

— Пока отдыхай. Осмотрись, коня себе подбери…

— Хорошо, тамада! — воскликнул благодарно Бекболат.

Весь день Бекболат бродил по стану. Тамада, видать, человек с головой: местечко выбрал такое, что сам шайтан не увидит, не подберется — кругом отвесные скалы, густой лес. И коши сделаны так добротно, что в них и зимой можно жить.

Неподалеку от кошей стояли на привязи кони. И Бекболат, конечно, прежде всего направился к ним. Опытным глазом табунщика он с первого взгляда определил: скакуны все отличные — резвые, выносливые. И понятно: абреки плохих лошадей держать не будут. На плохом коне головой поплатишься!.. Особенно хорош вон тот, белокопытый. Ноги, как у Елептеса, длинные, стройные, легкие. Вот если бы тамада разрешил взять его!

Он подошел к коню, потрепал его по холке, расчесал рукой гриву, поправил челку, погладил по морде. Белокопытый тихонько заржал, словно приветствуя джигита.

— Салам, салам! — рассмеялся Бекболат.

— Эй, парень! — окликнул его казанши Азамат. — Иди поверти шашлыки, пока я мамалыгу готовлю. Солнце садится: ребята должны скоро возвращаться. Мне достанется от тамады, если ужин не будет готов.

— А куда они уехали, агай? — спросил Бекболат.

— За барашками. Мясо уже кончается.

— А где они их возьмут?

— Э, джигит найдет! Мало ли в горах отар.

И тут послышался конский топот, веселые возбужденные голоса.

— Вон едут наши орлы! — сказал Азамат.

На поляну въезжали всадники. На запасных вьючных лошадях — связанные бараны.

— Эй, казанши! Принимай шашлыки! Да только смотри, живьем не подавай, как в прошлый раз! — кричали приехавшие, подтрунивая над Азаматом.

Казанши сердился.

— Изжарю так, чтоб ты язык свой поганый проглотил вместе с шашлыком и не болтал чего не следует! — отвечал Азамат, мешая лопаткой мамалыгу.

И снова в горы пришла ночь. Поужинав, абреки разостлали у костра бурки и опять ведут хаба́р — беседу, веселые, беспечные.