Бела Кун

И, несмотря на его строгий приказ, часов в одиннадцать я почувствовала себя плохо. Когда доктор Шандор Доктор вернулся утром и направился прямо ко мне, его приветствовал уже крохотный черноглазый смуглый мальчонка.

Доктор Шандор Доктор бросил укоризненный взгляд. Но, узнав, что при мне было два врача, а под утро явился даже профессор, успокоился и пошел домой отдохнуть.

В городе мигом разнеслась весть о том, что «синьора Бела Кун» родила мальчика. Рабочие устроили демонстрацию перед родильным домом. Пришли со знаменами, приветствовали Бела Куна, новорожденного, кричали: «Эввива Бела Кун!» и «Эввива Кунино!» Ко мне прислали делегацию с цветами. Профессор разрешил принять ее, но вместе с тем запретил кого-либо еще впускать ко мне, так как у меня поднялась температура.

О рождении мальчика телеграфно известили Бела Куна, который все еще был в Штайнхофской тюрьме. Несколько часов спустя пришла ответная телеграмма: Бела Кун просил назвать сына Миклошем (Николаем). Желание его было выполнено, но по итальянскому обычаю одного имени недостаточно — поэтому в память Тибора Самуэли в метрику было записано: Николо Тибор.

На следующий день после родов профессор Бидоне принес газету. В ней было подробно описано, что Бела Кун поехал в Россию, но по дороге его сняли с поезда, и теперь неизвестно, где он.

К счастью, эта неизвестность продолжалась недолго, ибо уже вечерние газеты сообщили, что Бела Кун нашелся и продолжает свою поездку.

Подробно об этом путешествии мы узнали только тогда, когда и сами приехали в Россию.

Бела Кун с несколькими товарищами ехал по Германии, и, когда в Штеттине сошел с поезда (хотя поездка его держалась в тайне, однако немецкие власти узнали о ней), его окружила группа белоэмигрантов, устроила скандал и хотела избить.

Сопровождавшие Бела Куна официальные лица сочли лучшим не вмешиваться, и только тогда, когда белые хулиганы перебесились, увели они Бела Куна и посадили на пароход.

Однако пусть об этом путешествии расскажет старый коммунист, участник самой этой поездки Мозеш Юдкович:

«Это было в раскаленное революциями лето 1920 года, когда после коварного нападения польской шляхты отряды Красной Армии пошли в энергичное контрнаступление и, несколько недель победоносно продвигаясь вперед, угрожали уже польской столице — Варшаве.

Если б Варшава пала, изменилось бы все международное политическое положение, создавшееся после первой мировой войны.

В эту пору поехал я нелегально по поручению партии через Мурманск, Норвегию, Швецию, Данию и Германию в Вену. Здесь и встретился с Бела Куном на венской грузовой станции. Бела Куну, Ене Варге и двум русским коммунистам — участникам Венгерской советской республики — и мне нужно было срочно поехать в Советскую Россию вместе с наспех составленной группой из двадцати военнопленных.

Как ни наспех была составлена эта группа военнопленных, как ни старались держать всю поездку в секрете, однако на станции нас немедленно облепили репортеры венских и разных других иностранных газет. Поэтому, когда наш поезд прибыл в Чехословакию (а везли нас не через Баварию, где после падения Мюнхенской республики контрреволюция была В большой силе), на всех станциях нас ждали толпы людей, демонстрировавшие либо за нас, либо против нас. Мы впятером сидели в отдельном купе, и, хотя наш поезд был составлен из одних пассажирских вагонов, демонстранты почти всегда знали, в каком купе едет Бела Кун с товарищами… Это тревожно-неопределенное положение кончилось лишь тогда, когда мы пересекли, наконец, границу Германии. Отсюда незаметно, тихо и абсолютно спокойно доехали до Штеттина. Здесь наш вагон поставили на дальнюю ветку сортировочной станции, где все мы должны были дожидаться парохода в Россию. И вот уже несколько дней спустя мы были на пароходе, который вез обычно на родину русских военнопленных.

Совсем неподалеку от Свинемюнде наш пароход вдруг остановился. Как выяснилось вскоре, его задержала полицейская моторная лодка с желтым флагом, которая быстрым ходом приближалась к нам. Несколько офицеров поднялись с моторки на пароход и после недолгих переговоров с капитаном нас всех пятерых арестовали и заперли в отдельную каюту.

Что случилось после этого, мы узнали только поздней. Военнопленные, с которыми мы ехали, не хотели допустить, чтобы нас сняли с парохода. Мы видели только одно, так как дверь каюты приоткрылась: военнопленные всю ночь сменяли свои посты перед нашей каютой. Так они защищали нас.

На другой день поблизости появились три миноносца, и с одного через рупор объявили по-русски, что если пассажиры, приехавшие из Вены вместе с Бела Куном, не сойдут за десять минут с парохода, то миноносцы откроют по нас огонь. Тогда Бела Кун предложил всем названным немедленно покинуть пароход, а остальных попросил не возражать против этого.