Настоящие талисманы часто выглядят убого. Эти два еще ничего. Я откидываюсь назад. Спинка у стула жесткая.
– Извините, но…
– Хочешь что-нибудь посимпатичнее?
– Да нет, поменьше.
Бормоча себе под нос, Анни снова начинает копаться в коробке, потом достает обыкновенный черный камешек, точь-в-точь как те, что валяются на обочине шоссе.
– Беру. Мне бы три таких, если есть. И оникс тоже.
Она вздергивает брови, но лишних вопросов не задает:
– Сорок. За каждый.
Вообще-то, можно и поторговаться, но Анни, наверное, включила в стоимость плату за нужную мне информацию. Незаметно протягиваю ей купюры, и гадалка ухмыляется, демонстрируя почерневший зуб.
– Итак, что ты хочешь знать?
– Как можно понять, что кто-то поработал над воспоминаниями? Получается просто черная дыра в памяти? А можно одно событие заменить другим?
Анни прикуривает самокрутку. Пахнет почему-то зеленым чаем.
– Я отвечу, но не думай, что я имею в виду кого-то конкретного. Я вообще ничего конкретного знать не знаю, это всего-навсего домыслы, улавливаешь? Просто делаю амулеты и иногда продаю те, что делают мои друзья, законом это не запрещено, пока, во всяком случае.
Она задела меня за живое.
– Понимаю, все потому что я не…
– Нечего нос воротить. Я не тебе вообще-то объясняю, а всем подслушивающим нас в данный момент. И поверь мне, таковые имеются.
– Кто?
Анни смотрит на меня, словно на дурачка, долго и пристально, потом затягивается и выдыхает облако чайного дыма.
– Правительство.
– Ага.
Наверняка у нее паранойя, а еще она, возможно, слегка не в своем уме. Но я все равно еле сдерживаюсь, чтобы не начать озираться.
– Касательно твоих вопросов – зависит от мастера. Лучшие из лучших работают безупречно: убирают воспоминание, а вместо него оставляют другое. Но бывают настоящие неумехи. Внушат, например, что ты должен им денег, получат свое и сотрут память, а ты потом и соображаешь: наличность пропала, но ты ничего не тратил – тут явный подвох. Между неумехами и профессионалами куча середняка: кое-то умеет, но работают так себе. После них остаются ниточки и кусочки. К примеру, помнишь ярко-синее небо, а сам день – нет. Или тоска одолевает, а причину определить не можешь.
– Зацепки.
Анни снова затягивается.
– Да, вроде того. Существует четыре типа проклятий: мастер может начисто стереть событие и оставить вместо него черную дыру (точно как ты и говорил); может заменить на другое, вымышленное, которого не было никогда; а может покопаться в памяти и что-нибудь вызнать или даже заблокировать доступ к определенным воспоминаниям.
– Заблокировать? А зачем?
Вожу затянутым в перчатку пальцем по безупречно гладкому круглому камешку.
– Заблокировать проще, чем стереть полностью, и, следовательно, дешевле. Точно так же просто изменить память легче, чем создать совершенно новое воспоминание. К тому же блок потом можно снять, и тогда ты все вспомнишь. Удобно в некоторых ситуациях.
Киваю, хоть и не совсем улавливаю суть.
– Мастер может смошенничать – поставит блок, а клиенту скажет, что все стер полностью, и получит свои денежки. Потом идет к жертве и предлагает снять блок, естественно, тоже не бесплатно. Бизнес гнилой, конечно, но разве у молодежи в наши дни осталось чувство профессиональной этики?
Анни пристально смотрит на меня.
– Родные никогда не рассказывали тебе об этом?
– Я же не мастер.
Стыдно-то как. Некоторые вещи нужно знать. Они могли бы рассказать мне хоть это. И дураку понятно, что думает обо мне семейство, если умалчивает даже о таком.
– Но твой брат…
Что-то не хочется больше про родственников, и я спешно перебиваю ее:
– А можно вернуть все как было?
Гадалка долго смотрит мне в глаза, и я опускаю взгляд. Прокашлявшись, она продолжает как ни в чем не бывало:
– Магия воспоминаний необратима, но голова-то у людей работает. Заставь, к примеру, всех запомнить, что ты немыслимо крут, они запомнят, но потом приглядятся и сделают выводы.
Выдавливаю улыбку, но в горле комок.
– А как насчет магии трансформации?
Анни пожимает плечами, на подоле тихонько позвякивают колокольчики.
– А что?
– Это тоже необратимо?
– Обратимо. Другой мастер может повернуть процесс вспять, если только жертву превратили в живое существо. Если, например, парня сделать лодкой, а потом обратно парнем, трансформацию он не перенесет. Живое превращается в неживое навсегда.
Навсегда. Спросить ее про девчонку, ставшую кошкой? Нет, нельзя сообщать такие подробности, я и так уже рискую дальше некуда.
– Спасибо.
Встаю. Не очень пока понятно, какая мне польза от этого разговора, ясно одно – чтобы добыть нужные ответы, придется хорошенько побегать.
– Передай деду привет от Косой Анни, – подмигивает гадалка.
– Ладно.
Не буду я ничего передавать, а то придется объяснять, зачем мотался в Карни. Отойдя на несколько шагов, вспоминаю еще кое-что и возвращаюсь:
– А мадам Захарова все еще живет в здешних краях?
Мама Лилы. Помню ее потерянный голос в трубке, ее взгляд в номере гостиницы, на дне рождения. Мне давно кажется, что она уже тогда, раньше меня самого, разглядела притаившееся внутри меня чудовище.