Белая кошка

– Конечно. Куда же она из Карни? Муженек тут же откроет на нее охоту.

– Охоту?

– Он считает, будто жена в курсе, куда делась дочка, но ему не говорит. Я ее успокоила: она переживет мужа. Бриллиант бессмертия не всесилен.

– Тот, что он вместе с Лилой купил в Париже?

Не знал, что камень так называется. Вроде что-то там было про Распутина.

– Говорят, он заколдован: владелец якобы никогда не умрет. Чушь, в общем-то, ведь тогда получается, камень не просто отводит проклятия. Но пока он действует, ведь Захарова еще никому не удалось укокошить, а сколько народу пыталось. Вот бы взглянуть на этот талисман.

Анни наклоняет голову.

– А ты вроде был влюблен в Лилу? Да-да, точно, волочился за ней постоянно. И брат твой тоже.

– Да это когда было.

Гадалка поднимается и вдруг целует меня в щеку. От неожиданности я вздрагиваю.

– Два брата и одна девушка – тут добра не жди.

У Баррона была помимо нее куча других девчонок: одноклассницы, старше нас, все уже со своими тачками. Лила постоянно ему звонила, а я врал, почему брата нет дома, сочинял какие-то глупости, все надеялся, что она меня раскусит. Но ничего подобного, Лила всегда верила. Мы обычно говорили и говорили по телефону, пока он не являлся или она не засыпала.

Хуже всего получалось, когда Баррон брал трубку и разговаривал с ней таким скучающим, безразличным голосом, уставившись в телик. Он мне однажды сказал:

– Лила всего-навсего ребенок, не настоящая моя девушка, а так. Да еще и ехать до нее целых два часа.

– Так почему ты ее не бросишь?

Хорошо помню Лилин голос, ее дыхание в трубке, когда она засыпала. Как он мог хотеть кого-то еще?

Баррон ухмыльнулся в ответ:

– Чтобы не ранить девичьи чувства.

Я тогда хлопнул кулаком по обеденному столу, аж тарелки подпрыгнули, вместе с мусором.

– Она дочь Захарова, только потому ты с ней и встречаешься.

Брат ухмыльнулся еще шире:

– Как знать. Может, я с ней гуляю, чтобы тебе насолить.

Следовало рассказать Лиле всю правду, но тогда бы она перестала звонить.

Якудза зашивают в пенис жемчужины – по одной за каждый год отсидки в тюрьме. Бамбуковой щепкой делают надрез и заталкивают жемчуг в рану. Жутко больно, наверное. По сравнению с этим три маленьких камешка зашить в ногу – полная фигня.

Остановившись на парковке, я перелезаю назад, вываливаю содержимое полиэтиленового мешка прямо на сиденье (купил в ближайшем супермаркете), отворачиваю штанину на левой ноге. Сначала надо выбрить на голени небольшой участок, сантиметров пять-шесть, промыть водой из бутылки. Получается страшно медленно: дешевое одноразовое лезвие обдирает кожу.

Черт, забыл купить салфетки, чтобы промокнуть кровь. Снимаю рубашку и прикладываю к ноге. Щиплет, но я не обращаю внимания. Вообще-то, в мешке есть бутылка перекиси водорода. Ладно, может, позже, когда соберусь с силами, а пока и так больно.

Достаю еще одну бритву. За окном снуют люди – семейные пары толкают перед собой тележки с покупками, смеются дети, прохаживаются мужчины с бумажными стаканчиками. Виновато отворачиваюсь и шепчу про себя: «Не смотрите», а потом прижимаю острое лезвие к коже.

Даже страшно немного – насколько легко оно входит, почти никакой боли, как от небольшого укуса. По телу разливается странный холод, руки-ноги словно чужие. Сначала почти ничего не видно, только едва заметная тонкая линия, затем выступает кровь – сперва маленькими каплями, потом набухает длинная красная полоса.

Самое жуткое – заталкивать камешки внутрь. Нестерпимо больно, как будто сдираешь кожу живьем. Три камня, по одному за каждый год, что я считал себя убийцей. Изо всех сил сдерживая тошноту, я заправляю нитку в иголку и накладываю два кошмарных кривых стежка.

Мне надо домой. Вот заберу Лилу, и ударимся вместе в бега. Как можно дальше отсюда. В Китай, например. Найду там мастера, чтобы превратить ее обратно. Может, пойдем к Захарову, и я попробую ему все объяснить. Прямо сегодня вечером.

Разговор с Косой Анни не прояснил главного: кто был тем мастером памяти. Но теперь я знаю – надо мной поработали. Наверное, это Антон, он и братья точно что-то затевают. Хотя он вроде бы специализируется на удаче, но, может быть, это он заставил меня так думать. И к Баррону в башку, видимо, залез. С одобрения Филипа.

Вспенивается перекись водорода. Ничего, пускай кружится голова, пускай руки трясутся. Дело сделано. Никто больше не заставит меня забыть. Ничего и никогда.

Выхожу из машины. Двери сарая распахнуты. Внутри ни кошек, ни капканов. Никто не таращится на меня из темноты. Что случилось? Целую минуту стою там как вкопанный, а потом бегу в дом. Врываюсь на кухню и кричу деду:

– Где кошки?!

Он поднимает глаза от кипы дырявого постельного белья:

– Твой брат позвонил в приют для животных. Они приезжали днем.

– А как же белая кошка? Моя кошка!

– Ты все равно не смог бы ее оставить. Она попадет к хорошим людям, которые сумеют о ней позаботиться.

– Как ты мог? Почему ты им позволил?

Дед протягивает руку, но я отшатываюсь. Мой голос дрожит от ярости:

– Который из них? Кто позвонил в приют?

– Не вини его. Он просто хотел как лучше. Кошки устроили в сарае настоящий свинарник.