Белая кошка

– Он хочет встать во главе семьи. Боялся, что папа не выберет его наследником, пока я жива, и всегда мечтал от меня избавиться так, чтобы подозрение не пало на него. Антон ждал удобного случая. Баррон иногда просил меня о помощи, и я работала кое над кем, заставляла людей ходить во сне. Прикасалась к ним, и ночью они выходили из дома. Правда, некоторые просыпались на полпути, но не все. Я не знала, зачем это Баррону. Эти люди якобы были должны отцу денег, а он их уговаривал отдать долг по-хорошему, чтобы никто не пострадал. Антон обо всем узнал и велел Баррону меня убить.

– Зачем? Ну заставляла ты их ходить во сне, и что? – Я откидываюсь на спинку, и пластиковое сиденье противно скрипит.

– А то, что твои братцы убирали людей.

– То есть как – убивали? – чуть не срываюсь на крик.

Хотя чему тут удивляться? Преступники занимаются черными делами, мне было прекрасно известно, что мои братья – преступники. Но я думал, Филип – мелкая сошка, ноги кому-нибудь ломает, и все.

Быстро оглядевшись, Лила сердито смотрит на меня. Слава богу, никто, кажется, не обратил внимания на мой крик. Она понижает голос, почти шепчет, как будто пытаясь сгладить мою оплошность:

– Они сами никого не убивали. За них это делал младший братишка – превращал людей в разные вещи, которые можно легко спрятать.

– Что?..

Нет, я все прекрасно расслышал, просто не могу поверить. Неправда.

– Тебя использовали для переработки человеческих отходов. – Лила смотрит на меня сквозь сложенные квадратом пальцы. – Вот он – портрет малолетнего убийцы.

Встаю, хотя мы в поезде и деваться все равно некуда.

– Кассель? – Лила протягивает руку, но я отшатываюсь.

В ушах гул. Очень хорошо: не хочу ничего больше слышать.

– Прости. Ты должен был догадаться…

Разворачиваюсь и медленно иду по проходу. Наверное, меня сейчас стошнит.

С трудом отодвинув тяжелую дверь, выбираюсь в пространство между вагонами. Пол под ногами ходит ходуном, внизу какие-то крюки и цепи, соединяющие состав. Волосы раздувает холодный ветер, потом в лицо ударяет струя горячего воздуха. Держусь за поручень и потихоньку успокаиваюсь.

Теперь я хорошо понимаю, почему кое-где мастеров выслеживают и отстреливают, как животных, откуда берется страх перед ними. Кто мы такие – в основном определяет память, именно поэтому так тяжело бороться с привычками. Если знаешь про себя, что ты честный, стараешься всегда говорить правду, а если уверен, что врун, лжешь без зазрения совести. На целых три дня я перестал быть убийцей. Лила воскресла из мертвых, и я почти уже себя не ненавидел. Теперь же на моей совести оказалась гора трупов, готовая вот-вот обрушиться на меня, придавить всей тяжестью чувства вины.

С детства я хотел, чтобы братья доверяли мне, делились секретами, особенно Филип. Хотел помогать и быть полезным.

Они избили меня до потери сознания, а я все равно их выгораживал.

Нет, теперь только месть.

Я ведь уже убийца – вполне естественное поведение. Сдавливаю поручень изо всех сил, словно это шея Филипа. Не очень-то приятно быть чудовищем, но, возможно, никем другим мне стать уже не суждено.

Дверь распахивается, на площадку выходит кондуктор.

– Вам нельзя здесь находиться.

– Хорошо.

Он отправляется дальше проверять билеты. Ему на самом деле плевать, я вполне могу стоять здесь и дальше.

Пару раз глубоко вдохнув вонючий воздух, возвращаюсь в вагон.

– Какая сцена, – комментирует Лила. – Умчался весь в расстроенных чувствах.

У нее синяки под глазами. Нашла где-то ручку и разрисовала себе коленку. Мне ужасно паршиво, но я не извиняюсь.

– Да, люблю, знаешь ли, сцены. Я вообще весь такой чувствительный.

Она улыбается, но потом быстро становится серьезной.

– Я так тебя ненавидела. Ты лежал в мягкой постельке в своей распрекрасной школе, думал об оценках, о девчонках и совсем не думал обо мне. О том, что со мной сотворил.

– Ты спала в моей постели, – я едва не скрежещу зубами. – Не такая уж она и мягкая.

Смех Лилы больше похож на всхлипывание.

За окном проносится лес.

– Да, не стоило этого говорить. Ты-то сама спала в клетке. Лила, я не очень хороший человек, – умолкаю, но потом все-таки заставляю себя продолжить, – но я думал о том, что с тобой сотворил. Каждый божий день. Прости меня. На коленях готов умолять о прощении.

– Жалости мне не надо, – говорит она уже мягче.

– Тем хуже.

Лила улыбается, криво и саркастично, и пинает меня моим же собственным ботинком.

– Расскажи, что случилось, когда я тебя превратил. Как ты убежала? Больше никаких сцен, обещаю выслушать спокойно.

Лила кивает и принимается снова выводить каракули на коленке – рисует синей шариковой ручкой спираль.

– Ладно. Итак, ты прижимал меня к ковру, весь такой невменяемый и очень сердитый. А потом так странно улыбнулся. Я испугалась, ужасно испугалась – решила, ты правда меня убьешь. Ты наклонился и прошептал мне в ухо: «Беги». Вот и все.

– Беги?

– Ну да. Нелепо. Сам прижимал меня к полу, как тут сбежишь? А потом началась трансформация.

Она нажимает на ручку все сильнее, царапает ногу почти до крови.