Белая луна над синей палаткой (СИ)

При расследованиях начинать надо издалека, учил меня Илья Петрович - это как бредень заводить в не слишком рыбном месте. Так и с обычными преступлениями следовало поступать, и с террористами; хотя за террористов я после первых дел в И. старался не браться - грязно, трудно и непрактично. Оставил я тогда за собой только гласный надзор, да и те обязанности исполнял скорее по совместительству с сыскной работой. То ли дело кражи или ограбления, там удружишь, там услужишь, там раскопаешь, и уж награда или копейка какая-никакая, особенно если купечество в деле.

В данном деле, впрочем, особенной копейкой не слишком пахло, хотя заплатили мне неплохо. Более того, пахло вполне определенной опасностью, учитывая, что во всем этом замешан “Меченый” Пак Чханъи. Но я уже не мог просто оставить свое расследование - я чувствовал, что за всем этим скрывается нечто совершенно иное, нежели простое желание провинциальной “бывшей” барышни отмыть свою репутацию.

Доктор Клингер, бывший тогда домашним врачом Босвеллов, определенно был на подозрении, особенно учитывая то, что знал о нем я. Принципов он не имел и способов не перебирал, так что и похищение ребенка не должно было стать для него чем-то, через что нельзя переступить. Снова и тщательно исследовав имеющуюся у меня схему особняка, я уверился в том, что похитители маленького Вивиана имели в доме по меньшей мере сообщника. Влезть в детскую поздним вечером, в темноте и пройти между расставленной там и сям маленькой мебелью, о которой упоминалось в полицейском протоколе, описывающем место преступления, да так, что находящаяся за стеной мать ничего не услыхала - это мог сделать только тот, кто хорошо был знаком со всем расположением предметов.

Сведения накапливались по крупицам. Разысканный мной еще тогда, сразу после похищения, полицейский, одним из первых прибывший на место преступления, вспомнил, что если жена была в полном отчаянии, то сам Босвелл выглядел совершенно держащим себя в руках. Босвелл-то, говорил полицейский, сразу на гувернантку показал, мол, не обошлось без нее. А жена его все плакала и только как муж ее рядом встал, немного успокоилась и тоже стала говорить, что не иначе как польская шалава (я подумал, что вряд ли миссис Босвелл выразилась именно так) тут поучаствовала. Кто-то же должен был открыть окно изнутрь, чтобы похитители могли влезть.

Сама Дорота Браницкая и доктор Клингер, на роль которого в похищении маленького Вивиана намекала полька - оба они одинаково подходили для того, чтобы быть сообщниками похитителей. Оба хорошо знали дом, оба были вхожи в детскую - одна как гувернантка, второй как домашний врач.

Соблазнительно, конечно, было сразу взяться за немца и порасспросить его, однако я решил сперва раскопать все, что можно было о его роли в доме Босвеллов. Да и о самих Босвеллах не дурно было бы узнать побольше всяких мелких подробностей, на которые обыкновенно внимания не обращают, но которые, как песок, могут покрывать нечто важное. А то, бывает, отдельные мелкие камешки кажутся вполне незначительными, а собери их вместе - и сложится картинка.

Да и то, что в семействе Босвеллов еще перед похищением стали как-то часто сменяться слуги, было чересчур уж подозрительно. Так что я решил, что надо получше покопаться в самой семье, цепляясь за всякие странности, которые могут вывести на похищение. Стал разматывать ниточки, как пишут в детективных романах - правду сказать, кропотливейшее это занятие и нудное, все равно что иглу в стоге сена искать.

Однако на всяку иглу магнитный камень находится. И прослеживая все пребывание мистера и миссис Босвелл в Манчжурии, которое началось десять лет назад с приезда из Америки, наткнулся я на такую странность - сперва вовсю используя образ примерной семьи, появляясь всюду с женой и сыном, три года назад Босвелл стал появляться в свете гораздо реже и исключительно один. Впрочем, всякому другому охлаждение между супругами странностью бы не показалось - однако я уж учуял, что именно тут мне и надо копать.

Босвелл был да и продолжал быть, красавцем мужчиной, эдаким Адольфом Менжу. Красивый, умный говорун, стоявший за очищение и улучшение человеческой расы - я прилежно, будто школьник, делал выписки, зазубривая фамилии Фрэнсиса Голтона* и Теодора Стоддарта**, первый из которых стоял за поддержание тех, которые передавали потомкам хорошую наследственность, а второй - за истребление или же стерилизацию таких, которые передавали наследственность плохую.