Белая луна над синей палаткой (СИ)

- Карбункул карбункулом, - упрямо вел свое ирландец, - а только над убогими подшучивать грешно, тем паче доктору. Старый Дуглас Уолш хорошо запомнил, как они с мистером Босвеллом шутки шутили над несчастным малым.

И Уолш рассказал, как к ним приехал как-то кузен миссис Босвелл, парень бедный, простой и, видно, “без нескольких клепок в голове”, и как хозяин несколько раз собирал общество и на пару с доктором вышучивал беднягу, а потом начинал говорить заумно и учено, так что и не понять. Об улучшении человеческой природы, добавил я про себя, вспомнив то, что успел узнать о Босвелле.

- Правда, видно после того доктор хватил через край, потому что хозяин Босвелл как-то раз выставил его из дому, - добавил Уолш. - Псы мои тогда очень беспокоились, сэр, как сейчас помню.

И я не был уж слишком удивлен, когда на вопрос, когда это произошло, Уолш ответил, что года эдак три назад. Видно, с тех пор и пошло охлаждение между хозяйкой и хозяином, подумал я. И во что бы то ни стало решил встретиться с Босвеллами в их доме, пользуясь той же байкой, которую поиспользовал, чтобы разговорить модистку жены Босвелла - будто бы я разыскиваю Молли Смит.

Видно, мне сопутствовала удача, потому что, придя, я застал дома одну только миссис Босвелл. Понятно, что только поэтому мне позволено было войти в дом.

Анна Босвелл, худая и изможденная, чуть сутуловатая и блеклая, какими часто бывают англичанки и гораздо того реже американки, имела вытянутое лицо с длинным унылым носом, обрамленное палево-рыжеватыми волосами, и только большие глаза ее можно было назвать в некоторой степени привлекательными. Она приняла меня в комнате на втором этаже, приятной, но какой-то пустоватой, будто там не то собирались, не то недавно сделали ремонт. Всю обстановку составляли диван с серой плюшевой обивкой да два кресла к нему под пару, да еще торшер на ножке, тоже какой-то не то зеленоватый, не то серый.

Хозяйка дома оказалась особой жалостливой и при имени Молли Смит поспешно закивала головой.

- Боюсь, я мало чем могу помочь вам, господин Травин, - сказала она, ударяя мою фамилию на последний слог, на французский манер. После чего начала рассказывать о Молли, сбиваясь иногда на сына, который, как я смог убедиться, досаждал Молли сколь хватало его детских сил.

- Простите… не могла бы я попросить вас прикрыть окно? Мне кажется, оттуда тянет.

Я учтиво кивнул и подойдя к окну, проверил ставни, которые оказались плотно закрытыми.

- Благодарю, - кивнула миссис Босвелл и зябко поежилась. - Молли вечно забывала закрыть окно на ночь, ребенка могло протянуть. Впрочем, окно в этой комнате всегда плохо закрывалось, иной раз приходилось тянуть изо всех сил. А уж чтобы открыть его, нужно было быть геркулесом, - пояснила хозяйка.

Значит, это была детская маленького Вивиана, смекнул я. И конечно, после счастливого возвращения сына Босвеллы перенесли его детскую в другое крыло дома. Но виду не подал и продолжил разговор с хозяйкой.

Через непродолжительное время я убедился, что едва ли не каждая фраза, сказанная миссис Босвелл сводилась к Вивиану, Вивиан занимал в ее душе и помыслах главенствующее место, и как ни старался я уверить себя, что это вполне естественно для матери, едва не утратившей свое чадо, однако же было в этом что-то до болезненности чрезмерное, скорбное - будто миссис Босвелл все еще оплакивала пропавшего ребенка.

- Молли не была идеальной гувернанткой, - покачивая головой, тихо говорила миссис Босвелл. - Бедняжка Вивиан также не был удобным воспитанником, особенно до того, как мисс Дороти научила его немного манерам…

Она вдруг словно спохватилась, взглянула на меня едва ли не растерянно, после чего выпрямилась в кресле.

- Однако я никогда не прощу этой польской дряни того, что случилось с моим бедным Вивианом, - сказала миссис Босвелл - и я подумал, что таким тоном говорят в кино благородные матроны.

А когда я, получив массу совершенно бесполезных сведений о Молли Смит, уже надевал шляпу, с прогулки вернулись гувернер с маленьким Вивианом. Ребенок оказался чудо как хорош собой, видно пошел в отца, взяв от матери только светлые волосы и глаза. Я смотрел, как мальчика раздевают, как он вполне осмысленно отвечает на расспросы матери, правильно выговаривая слова, как по-взрослому с улыбкой кивает мне и обращается с дежурным “Добрый день. Как поживаете, сэр?”, которое у американцев в крови, - и чувствовал, что именно в этой дружелюбности кроется разгадка, разгадать которой я пока не умею.

Уже выйдя от Босвеллов, я вспомнил одну деталь, также слегка удивившую меня и застрявшую в памяти - даже сняв теплую одежду, маленький Вивиан остался в тонких перчатках.

***