- Сын, - сказал он. - Чудный мальчик, красотой личика пошел в отца, его называют Вивиан… - доктор обнял меня за плечи и перешел на шепот: - А второго, которого Господь дал на сдачу, никак не называют, ибо вопреки красоте своего личика он возмутительно уродлив, у него на ручках всего по три пальчика. Посему его отвозят в одну бедную русскую семью и оставляют там на воскормление, потому как у матери той семьи тоже в то самое время рождается ребенок.
Хлеб, подумал я, мысленно связывая концы с концами, хлеб, который неожиданно полюбила миссис Босвелл и за которым ездит самолично в русскую пекарню.
- Но с Вивианом с его лет трех стали происходить странности, и чем далее, тем больше, - продолжал доктор. Мы уже вышли к берегу Сунгари и остановились. Большая река как всегда дышала зловонием тины и гниющих остатков всего того, чем с нею щедро делился город. - Странности… да. Он был словно животное, обладающее лишь самыми базовыми инстинктами и неспособное к высшей нервной деятельности, он не говорил, только мычал или повторял хвостики чужих слов. Он либо находился в состоянии заторможенности, либо же испытывал чрезвычайное возбуждение нервов, кричал, плакал, дрался и царапал свое лицо. Он совершенно не умел играть - только расставлял игрушки в ряд, потом разбрасывал, потом снова расставлял, и так до бесконечности. Он мог долго-долго повторять одно и то же движение, мог, к примеру, крутиться на одном месте, пока не падал в изнеможении Няни у Босвеллов долго не задерживались.
Доктор поднял голову, глаза его уставились на проглядывающую бледную луну.
- Кроме Дороты Браницкой, - сказал он. - Она даже пыталась учить маленького Вивиана читать и писать, приносила лото и они складывали его. Однако и она тоже не могла перебороть слабоумия наследника Босвелла, природа тут одерживала верх, и в дальнейшем все должно было стать много хуже. А ведь в воображении мистера евгениста уже жила красивая картинка его безупречной семьи, вывески его жизни и образа мыслей. Бывает так, что картинка будущего настолько пленяет воображение, что ее нарушение полностью уничтожает человека. Знатоки нервных болезней считают это проявлением mania. Так вышло и с Босвеллом.
Я слушал доктора, и узнавал в его словах свои догадки, а кое-в чем мысленно дополнял его.
- Она ведь ко мне тогда явилась, Браницкая, - говорил Клингер. - Вбежала и чуть не в прихожей стала кричать, что она не может, не может давать малышу яд, что готовится подмена и что нужно заявить в полицию…
Доктор позабавленно покачал головой. И я подумал, что человеку, который на службе у Белого барона отправлял на расправу целые семьи, это и впрямь могло показаться забавным.
- Она его любила, Вивиана, хотя и ей от него порой доставалось, еще и как доставалось. Ну, я ее убедил, что с мистером Босвеллом шутки плохи, напомнил, как непросто ей было получить и эту работу… вы ведь знаете, что о ней в наших русских кругах рассказывали? Только иностранцы ее и брали, а тут и с ними надо было быть в контрах. И так оно и получилось.
Дальнейшее я мог бы дополнить и без Клингера. Дорота Браницкая не была жертвенницей, и спервоначала пыталась стакнуться и с Босвеллом, и со своей совестью. Она хотела просто уйти. Но подозрительный и расчетливый американец, обдумывая дальнейшие свои действия, решил, что слишком опасно оставлять такого свидетеля, как няня. Пусть дети и были близнецами, пусть никто бы не заподозрил подмены - слова няни могли повредить образу безупречного семьянина и достойного члена общества.
- И все же, - перебил я Клингера. - Кто именно убил маленького Вивиана?
- На этот вопрос я вам не отвечу, - доктор прикрыл глаза. Его уже, видимо, накрывало обычное после долгого курения опия опустошение. - Да и какая разница? Малютка не страдал, вот все, что я могу вам сказать. А Босвелл - вы ведь достанете его, м, Травин? Вы его достанете. Жернова… жернова крутятся…
Видя, что он сейчас заснет, я усадил его в тележку случившегося поблизости рикши и оправил домой. Не особенно, впрочем, заботясь о том, чтобы Клингер благополучно туда добрался.
Жернова, жернова… Можно, конечно, полить воду на эту мельницу. Я шел и обдумывал услышанное - и злился на себя за то, что ничего не чувствовал. Куда-то делся из меня рычажок, включавший чувства. Я думал о сказанном казненным хунхузом - о маленьком трупе, зарытом на берегу Сунгари. Довон… мне нужен был Довон, чтобы собрать неопровержимые доказательства, чтобы выяснить, кто же именно похитил и убил сына Босвелла.
Еще я не мог до конца понять, причем тут Гижицкий - пока не вспомнил о портретах членов семьи, которые тот писал, а еще явственно увидел перчатки, закрывавшие руки маленького сына Босвелла. Мальчики были близнецами - но, видимо, острого памятливого глаза художника, который видел пропавшего Вивиана, видел его руки, американец боялся не менее, чем непризнания его возвращенного сына няней. Mania, сказал доктор Клингер. Не больно он был далек от истины.