Белая магия любви

И она подробно и с большой живостью рассказала о достоинствах и недостатках нескольких планов на лето, которые они с матерью рассматривали. Ричмонд нахмурился еще сильнее. Через пять минут он поставил свою пустую чашку и резко прервал поток ее оживленной беседы.

– Панели будут хорошей вещью с финансовой точки зрения, – сказал он, и в его голосе прозвучала нотка, похожая на призыв к безраздельному вниманию.

Беатрис с тревогой посмотрела на Роджера и сказала отцу, – о, папа, не будем говорить о делах. Это вечеринка.

– Я приехал по делу, – возразил Ричмонд. – И я знаю, что Уэйд не поблагодарил бы нас за то, что мы пришли, если бы мы были здесь только для того, чтобы отнимать у него время.

– Обычно в это время я заканчиваю пить шоколад, – сказал Роджер. – Насчет панелей, большое вам спасибо, но я не могу их сделать.

– Почему бы и нет? – Спросил Ричмонд с таким раздражением в голосе, что это было едва ли вежливо.

Роджер выглядел удивленным.

– Я еще не придумал причину, – вежливо сказал он. – Если я потом передумаю, то дам вам знать.

Ричмонд не скрывал своего отвращения к тому, что казалось ему проявлением юношеского эгоизма, граничащего с дерзостью. Беатрис, страстно желавшая, чтобы отец произвел на него благоприятное впечатление, выглядела удрученной.

– Вы неправильно поняли меня, мистер Уэйд, – сказал он, возобновляя разговор, чтобы выразить свое неодобрение. – Я не предлагал вам комиссионных.

– А я их не принял, – рассмеялся Роджер. – Значит, ничего страшного не случилось. Позвольте мне угостить вас шоколадом.

– Спасибо, нет. Мы идем. – И финансист поднялся. – Пойдем, Беатрис.

Девушка, бледная, удрученная, приподнялась и снова села, умоляюще посмотрела на Роджера, который, казалось, ничего не видел, затем встала.

– Когда мы сможем увидеть картину? – Спросила она, отчаянно подыскивая предлог, чтобы задержаться.

– Мы вообще не хотим ее видеть, – вставил ее отец с веселым, сардоническим смехом, который неприятно обнажил его крепкие, желтоватые зубы. – Мистеру Уэйду не нужно было утруждать себя, чтобы закончить ее. Я пришлю ему чек на ту сумму, которую вы назначили в качестве цены.

– Отец! – В отчаянии воскликнула Беатрис. Затем, обращаясь к Роджеру, с нервной попыткой оживленно улыбнуться, – он не это имел в виду. Он просто шутит.

– Мы с твоим отцом понимаем друг друга, – спокойно сказал Роджер. – Картина будет готова через несколько дней. Я немедленно отправлю ее в Ред-Хилл. Мне всегда нравится заканчивать работу. У меня ужасная привычка возиться, пока что-то находится в пределах досягаемости. Что касается чека, – он приятно улыбнулся Ричмонду, который выглядел и чувствовал себя маленьким и съежившимся перед большой откровенностью выражения художника, – ваша дочь плохой коммерсант. Она забыла заключить сделку. Так что это лежит между вашей щедростью и моей.

Роджер отвесил учтивый поклон, в котором было достаточно насмешки, чтобы убрать притворство.

– Я уверен, что моя цена будет ближе к ценности картины. Я сделаю вам подарок с моими наилучшими пожеланиями.

– Я не могу этого допустить! – Сердито воскликнул Ричмонд.

Но Роджер оставался вежливым.

– Не понимаю, как вы собираетесь поступить, – сказал он. – Я могу посылать ее вам так же часто, как вы будете возвращать мне ее, и если вы можете отказаться принять подарок, ну что же, я тоже могу. Вы не сможете сделать меня смешным без того, чтобы я не сделал смешным и вас. Видите ли, вы в моей власти, мистер Ричмонд. – Все это было сказано с предельным добродушием и дружелюбием.

Ричмонд не мог придумать, что сказать, кроме как повторить свое короткое “Не могу этого допустить!” Он посмотрел в сторону дочери и кивнул головой в сторону двери.

– Пойдем, дитя мое. Хорошего дня, сэр.

Выражение лица Роджера, с высоты его высокой фигуры, было настолько убедительным, что он протянул руку, которую Роджер взял и пожал с сердечностью хозяина, для которого любой гость неприкосновенен.

Беатрис и Роджер пожали друг другу руки, то есть Беатрис позволила своей руке безжизненно лежать в руке Роджера, пока он не уронил ее. Он с поклоном вывел их на солнечный свет и остановился в дверях, наблюдая за ними. На опушке леса Беатрис внезапно повернулась и пошла назад. Роджер увидел, как ее отец обернулся, услышал его резкое “Беатрис!”, увидел его яростное изумление. Девушка прибежала почти бегом. Роджер напрягся, все его тело охватило захватывающее ощущение, которое могло быть либо ужасом, либо восторгом.

Когда она стояла перед ним, опустив глаза, с бледными щеками и вздымающейся грудью, она сказала:

– На днях ты спросил меня, откажусь ли я от всего ради тебя. Тогда я еще не знала. Теперь я знаю.

– Прости, но я этого не делал, – сказал Роджер спокойно и холодно.

– Как бы то ни было, – поспешила она продолжить, – этот вопрос возник. И тогда я еще не знала, сделаю я это или нет. Ну, теперь я знаю.

– Твой отец нетерпелив.

– Я уверена, что так и сделаю, – сказала она с очаровательной надменной покорностью в лице, в голосе. И она выглядела такой ослепительно молодой и пылкой.