Белая магия любви

– Тогда тебе лучше остаться.

Роджер встал, сел, закурил новую сигарету.

– Не могу, – коротко ответил он. – Давай больше не будем об этом. Не считайте меня грубым или неблагодарным. Но … вы должны принять мое решение как окончательное.

– Я старше тебя, Уэйд, вдвое старше. Вы молодой человек, только начинаете. Я почти уже закончил свой путь. Так что я не считаю себя дерзким, давя на тебя.

Роджер снова поднялся. На этот раз он подошел к краю веранды. На ступеньках он вдруг обернулся.

– Не сочтите меня неблагодарным, сэр, – сказал он, – но мне больно, очень больно.

Ричмонд напустил на себя самый эффектный вид извинения. —Прости … прошу прощения … я не хотел вмешиваться в твои личные дела. Я предполагал, что ты свободен. Мне никогда не приходило в голову, что там могут быть обязательства…

– Я свободен! – Воскликнул Роджер. – По крайней мере, был. И я намерен стать таким снова. Но хватит об этом, обо мне. Я пришлю вам картину, нет, я позабочусь, чтобы ее прислали в субботу.

Ричмонд посмотрел на молодого человека глазами отца и друга. Он подошел к нему, ласково положил руку ему на плечо.

– Я знаю, что ты не хочешь покидать Америку, отказаться от своих амбиций, тех, что привели тебя сюда, так говорит д'Артуа. Скажи мне. Разве это нельзя как-нибудь устроить?

– Невозможно, – сказал Роджер.

Ричмонд мягко рассмеялся.

– Слово для мальчиков и для старых неудачников.... Разве ты не можешь заставить ее жить по эту сторону воды?

Роджер выглядел озадаченным.

– Это всегда женщина, – сказал Ричмонд, сверкнув глазами. – Если она действительно любит тебя, она будет жить там, где требует твоя карьера.

Улыбка Роджера, преувеличенно презрительная, показала, как много в нем осталось от мальчика, которым он был в тридцать лет.

– Вы ошибаетесь, – сказал он. – Ни одна женщина никогда не доминировала в моей жизни. – Его лицо снова стало суровым и энергичным. – И ни одна женщина никогда этого не сделает!

– Правильно, правильно, – от души одобрил Ричмонд. – Женщина, оказавшаяся не на том месте в жизни мужчины, почти так же плоха, как если бы ее полностью оставили в стороне. Почти, но не совсем.

– Я с вами не согласен, – сказал Роджер.

– Ты когда-нибудь встречал мужчину, который совершенно не обращал бы внимания на женщин? – Спросил Ричмонд.

– Нет, но я видел много и много жизней, жизней художников, разрушенных женщинами и браком.

Ричмонд воспользовался тем, что Роджер отвернулся, и позволил себе удовлетворенную улыбку. Он продолжал небрежным тоном, который не имел никакого отношения к улыбке:

– Вероятно, эти парни все равно мало из себя представляли. Человек, который способен потерпеть крушение от любого рода излишеств, обречен на гибель. Ничто не может спасти его.

– Несомненно, – согласился Роджер с напускным безразличием. Мысль, которую только что высказал Ричмонд, была новой, впечатляющей и тревожно взывала к гордости молодого человека, а также к его уму. Впервые он увидел в своем посетителе опасного человека. Он стоял на краю веранды в том выжидательном молчании, которое заставляет посетителя либо показать причину, по которой он должен остаться, либо уйти. Ричмонд скрыл свое поражение и смущение, вернувшись в кресло и усевшись в позе человека, далекого от завершения неторопливого и интимного визита. Роджеру ничего не оставалось, как неохотно снова сесть. Несколько минут они молча курили, потом Ричмонд задумчиво сказал:

– Значит, ты против брака?

– Безусловно, – ответил Роджер.

– Теперь я вспомнил. Ты сказал мне это на днях, когда, – Ричмонд рассмеялся с искренним добродушием, – когда я подозревал тебя в планах на мою дочь или, скорее, на мое состояние. Каким абсурдом это кажется сейчас. Но у меня было какое-то оправдание. Тогда я тебя не знал. Если бы это было не так, то, возможно, я не был бы так доволен твоими взглядами на брак.

Когда эти слова свободно слетели с любезного языка Ричмонда, Роджер бросил на него украдкой взгляд, полный изумленного подозрения.

– Моя старшая дочь, – продолжал Ричмонд, – очень светская женщина. Она вышла замуж за титул и счастлива, как счастлива была бы нормальная женщина, получив мужчину по выбору своего сердца. Но моя другая дочь…

Роджер неловко заерзал на стуле. Неужели это возможно. Нет! Нет! Смешно! И все же, нелепо! Опасность была так же мала, как и то, что Роджер сам сдастся.

– Беатрис, – Ричмонд произнес это имя с нежностью, и нежность теперь казалась такой же неотъемлемой чертой его характера, как жесткость, жестокость или тирания, – Беатрис совершенно другая. Но ты ее знаешь. Вы, художники, читаете характер. Мне не нужно говорить тебе, что она восхитительно не от мира сего, глупо романтична, не так ли?

– Нет, – поспешно ответил Роджер.

– Твоя картина показывает, как глубоко ты понимал и ценил ее. Уэйд, одна из самых замечательных вещей, которые я когда-либо видел у мужчины, – это твой отказ воспользоваться ее неопытным юным воображением. Это было благородно, благородно!

Роджер выглядел несчастным.