Белладонна

– Ладно вам, девочки, не ссорьтесь! Мир, дружба, жвачка! – нежно проворковал Лёшка.

– Не, ну как излагает, падла! – заржал я.

– Учись!.. – давясь от смеха, выдохнул Юрка.

* * *

В больницу мы выдвинулись, построившись «свиньёй». Поблёскивая модными очками, возглавляла грозный клин Машуня: в её блокноте наверняка уже был заранее составлен план местности с тайными знаками, направлявшими наше передвижение. Следом шли Лисёнок, Бабочкина и Вера Грязнова. Замыкали колонну пятеро имевшихся в наличии мужчин. Попадавшийся навстречу народ оборачивался вслед.

– Так, – трогательно наморщила лоб Машуня, – смотрим. Ага, памятник Ленину.

Выкрашенный серебрянкой приземистый чем-то похожий на резко схуднувшего борца сумо Ильич попирал неровно оштукатуренный облупленный пьедестал, широко расставив ноги, засунув пальцы левой руки за обшлаг сюртука и указательно выкинув правую в надвигающийся на всех нас горизонт.

– Значит, нам сейчас налево и с полкилометра прямо. Понятно. – Маша поправила очки. – Миш, ты видишь, куда его рука выставлена?

– Вижу.

– Ну, так вот. Ей он показывает чётко на роддом! Нам с тобой потом туда.

Взвизгнув резиной, рядом с нами притормозила бликующая на солнце новёхонькая оранжевая жигулёвская «шестёрка».

– Пап, спасибо, ну, я побежала! – роскошная пышногрудая блондинка «а-ля Чиччолина», упруго потрясая небесной красоты задницей, затянутой в «супер-райфл», выскочила с переднего пассажирского сидения, открыла багажник, достала чемоданчик, тут же бросила его на тротуар и принялась целоваться с девчонками.

– Ирка, ты где была? Мы думали, ты уж и не приедешь! – по очереди обнимались те с Алеевой.

– А что тут ехать? Тридцать километров всего! – щебетала довольная Ирка.

Азат тем временем подхватил Иркин чемодан.

– Дон Жуан, – скабрезно вполголоса ухмыльнулся Юрастый.

– Юр, а вот тебе лишь бы подначить! – не сдержался я. «Ага! Мочи каз-з-злов!», согласился Джинн.

Азат был безнадёжно влюблён в Алееву. Точно так же, как не так давно я в Марину Ласточкину. Но была разница: у меня наваждение схлынуло, а у него – длилось и длилось, уже перейдя в хронь. То, что всё оно напрасно, было понятно всем. Всем, кроме него. Во-первых, Алеева была богатой, нет, – богатейшей невестой. Иркины родители в конце пятидесятых, закончив стоматологический в какой-то дыре, приехали в Воздвиженск с одним чемоданчиком на двоих, а вскоре стали самыми дорогими стоматологами в городе – что по терапии, что по ортопедии, что по хирургии. Во-вторых, Алеева романтичного Азата элементарно в упор не видела (салют, Ласточкина!). А, в-третьих, у неё испокон веку был жених; ещё с тех пор, когда они вместе ходили в одну детсадовскую группу, а потом и в один школьный класс. Егор появлялся в Москве редко, на наших попойках бывал и того реже, но каждый раз его приезд становился праздником для всех: такого обаятельного, сильного, красивого и бесконфликтного мужика надо было ещё поискать. Ирка уже нашла и менять выбор совершенно не собиралась.

– Эй, народ! – закричала Алеева, – четыре года учимся, а в Воздвиженске у меня была только Бабочкина. Да, Лен?! Через неделю, на через-следующие выходные, приглашаю всех к себе!

– Круто!.. – загалдел народ. – Едем! Поедем обязательно!..

И лишь рыцарь печального образа Азатберды Еламанович молча нёс свой крест, временно принявший вид дизайнового кожаного чемодана. Я наяву почувствовал фантомную боль от беспощадных шипов декабрьской розы, снова кромсавших мою ладонь, и обречённо вздохнул.

Больница состояла из одного нового панельного пятиэтажного корпуса и четырёх кирпично-деревянных двухэтажных старых.

– Девушка, а подскажите, где здесь главный врач у вас? – Лёхус с очаровательной элвисовской улыбкой перегородил дорогу молоденькой медсестричке в накрахмаленном мини-халатике, спешившей с кучей папок из одного корпуса в другой.

– Туда! – огибая Лёхуса и не останавливаясь, она махнула рукой в сторону самого дальнего и, судя по виду, самого древнего здания. Перед выкрашенной в жёлтый двухэтажкой была разбита простецкая, без изысков, клумба. Справа от клумбы, треугольником, лицом друг к другу, в землю были вкопаны три разноцветные деревянные скамейки с удобными высокими спинками. Между скамейками, в геометрическом центре композиции, стояла круглая сварная чаша, очевидно используемая травящими себя медработниками в качестве пепельницы.

– Масоны, масоны! Глаз в треугольнике! Ин год ви траст!14 – заверещал Джинни.

Со скрипнувшей скамейки горой в небо вырос Лосев, без халата, обтянутый испачканной тёмными пятнами выцветшей операционной формой. Быстро затянулся, выбросил окурок. Его красивое лицо расплылось в детской бесхитростной улыбке.

– Привет, ребята! Молодцы, не опоздали! Идём к главному! – и, уже тише, – а я, как видите, с дежурства, подустал слегонца.

– Много было? – поддержал беседу Юрастый.

– Да так не особо, – почесал небритый квадратный подбородок Лось. – Одно «авто́», но там по минимуму, два аппендицита у таджичек, и поножовщина.

– А поножовщина какая? – поинтересовался Лёшка.