Белладонна

Ещё в комнате громоздился потёртый фиолетовый диван, застеленный двумя старыми салатовыми операционными простынями. Довершали картину педальная мусорница – в углу, да низко прилепленная к стене раковина с нависшим над ней единственным медным краном и крюком с вафельным полотенцем рядом.

– Только покойник не ссыт в рукомойник! – осведомлённо напомнил мне тонкости повсеместного врачебного быта Джинни.

Незнакомка села за стол. Мы нагло без приглашения примостились на диване.

– Ну, кто тут… – она украдкой взглянула в записную книжку, – …Сапожникова, а кто Дёмин, я спрашивать не стану. Смекалки мне хватит. – Её, похоже, снова пробивало на «ха-ха». – А моя фамилия – Талова. Наталья Васильевна Талова. Я старший ординатор, заместитель заведующего родильного дома с женской консультацией.

Медной горы хозяйка, понял я. «Натала-Тала, Натала-та!» – отбарабанил Джинни.

– Расскажите теперь, кто вы и зачем? – Натала-Тала сложила руки на столе, словно школьница младших классов. – Начнём с тебя, – улыбнулась она Машуне.

– О-о-о, на «ты», уже нормалёк, дело будет, ребята-а-а… – мурлыкнул Джинн.

– Занимаюсь в кружке судебной медицины, – спокойно ответила Маша. – Собираюсь стать судебно-медицинским экспертом-криминалистом.

– Хорошо, – Тала встала из-за стола, подошла к распахнутому окну, прислонилась поясницей к подоконнику и достала из кармана длинную плоскую сигаретную пачку. – Надолго хочешь у нас остаться?

– «Мо» с ментолом, «сотка»! – присвистнул Джинн. – Такие двадцать пять рублей ноль-ноль копеек на плешке!

– Как будет нужно, Наталья Васильевна. У меня нет предпочтений.

Тала перевела взгляд на меня.

– Председатель студенческого научного общества факультета. Занимаюсь гистологией и патоморфологией. Имею четыре журнальные публикации, пятая в печати. Победитель всесоюзного конкурса на лучшую научную работу среди студентов медвузов… – я, отчего-то смутившись, запнулся. – Второе место занял. В этом году. Недавно, то есть… – я заткнулся, окончательно запутавшись в словах.

– О-о-о! – с интересом, словно букашку под микроскопом, изучала меня Талова. – Целеустремлённый молодой человек. А что же в роддоме делать будешь, патологоанатом?

– Акушером работать! – обиженно выпалил я. – Мой любимый учебник – «Оперативное акушерство» Михал Сергеичя Малиновского!

– Всё понятно! Тогда покажу вам наше царство! – Натала-Тала затушила распространявшую по ординаторской невообразимый аромат сигарету в роскошной, явно «неинвентарной» хрустальной пепельнице, и сделала шаг к двери.

Тут дверь открылась, и в проём вставилась лохматая медвежья голова без шапочки – рыжая, с всклокоченными волосами, веснушчатыми щеками, высоким лбом, большими вывороченными как у негра губами, картошкообразным здоровенным носом и седой небритостью на подбородке, распаханном надвое продольной ямочкой. Странное моментально западающее в память лицо сообщало: обладателю лет сорок пять, не меньше.

– На-та-а-аш!.. – неожиданно нежно не то чтобы проговорил, а почти пропел с утёсовской интонацией «медвежонок». Увидев посторонних, осёкся, продолжил уже «служебным» тоном, – …Наталья Васильевна, зайдите ко мне в кабинет на минуту!

Мы остались с Машуней одни.

– Просто Мишка Олимпийский собственной персоной… – прошептала на ухо Маша. – Он не улетел, а в Григорьевске с шара спрыгнул и в роддоме остался!

Талова вскоре вернулась: пошли! Роддом оказался маленьким, но «крепеньким». Несмотря на явно ощущавшийся недостаток площади, все вещи стояли по местам, везде чисто. Двое нянечек то и дело сновали с вёдрами и тряпками туда-сюда.

– Будет корпус, четыре этажа, со всеми службами, с большим отделением патологии, с неонаталкой по последнему слову, с реанимацией.

– Когда? – спросил я.

– Через год начнут, в восемьдесят пятом обещали сдать.

– А сейчас?

– Знаешь, – Натала-Тала взглянула, словно уколола зелёными беспощадными прожекторами, – три года назад тут вообще ничего не было. Шарага. Богадельня. Сложных всех в область возили. А теперь у нас патология – хоть и одна палата, а своя. И не хуже других. Пошли!

Мы поднялись по центральной лестнице на второй. Дверь в просторную палату была открыта. Талова зашла, остановилась. Засунула руки в карманы халата.

– Так, девулечки. Вот ваш новый палатный доктор. Он на врачебной практике, после четвёртого курса. Зовут Михаил… – она вопросительно повернулась ко мне.

– Владимирович.

– …Михаил Владимирович Дёмин. С ним, пожалуйста, без вольностей. Он как я. Его слово – закон. Понятно?

– Понятно, Наталь-Васильн, – нестройным хором закудахтали «девулечки».

Я же тем временем считал койки. Раз… два… восемь… девять… двенадцать. Полна коробочка. И всё под завязку.

– Оставляю вас на попечительство Михаила Владимировича, – завершив тронную речь, Натала-Тала вышла в коридор. Я чуть ли не бегом хвостиком выскочил за ней. Она обернулась.