Белый клык

To such extremity were the gods driven that they ate the soft-tanned leather of their mocassins and mittens, while the dogs ate the harnesses off their backs and the very whip-lashes.	Голод довел богов до такой крайности, что они ели мокасины и рукавицы из сыромятной кожи, а собаки съедали свою упряжь и даже бичи.
Also, the dogs ate one another, and also the gods ate the dogs.	Кроме того, собаки ели друг друга, а боги ели собак.
The weakest and the more worthless were eaten first.	Сначала покончили с самыми слабыми и менее ценными.
The dogs that still lived, looked on and understood.	Собаки, оставшиеся в живых, видели все это и понимали, что их ждет такая же участь.
A few of the boldest and wisest forsook the fires of the gods, which had now become a shambles, and fled into the forest, where, in the end, they starved to death or were eaten by wolves.	Те, что были посмелее и поумнее, покинули костры, разведенные человеком, около которых теперь шла бойня, и убежали в лес, где их ждала голодная смерть или волчьи зубы.
In this time of misery, White Fang, too, stole away into the woods.	В это тяжелое время Белый Клык тоже убежал в лес.
He was better fitted for the life than the other dogs, for he had the training of his cubhood to guide him.	Он был более приспособлен к жизни, чем другие собаки, -- сказывалась школа, пройденная в детстве.
Especially adept did he become in stalking small living things.	Особенно искусно выслеживал он маленьких зверьков.
He would lie concealed for hours, following every movement of a cautious tree-squirrel, waiting, with a patience as huge as the hunger he suffered from, until the squirrel ventured out upon the ground.	Он мог часами следить за каждым движением осторожной белки и ждать, когда она решится слезть с дерева на землю; при этом он проявлял такое громадное терпение, которое ни в чем не уступало мучившему его голоду.
Even then, White Fang was not premature.	Белый Клык никогда не торопился.
He waited until he was sure of striking before the squirrel could gain a tree-refuge.	Он выжидал до тех пор, пока можно было действовать наверняка, не боясь, что белка опять удерет на дерево.
Then, and not until then, would he flash from his hiding-place, a grey projectile, incredibly swift, never failing its mark-the fleeing squirrel that fled not fast enough.	Тогда, и только тогда, Белый Клык с молниеносной быстротой выскакивал из своей засады, как снаряд, никогда не пролетающий мимо намеченной цели -- мимо белки, которую не могли спасти ее быстрые ноги.
Successful as he was with squirrels, there was one difficulty that prevented him from living and growing fat on them. There were not enough squirrels. So he was driven to hunt still smaller things.	Но хотя охота на белок обычно кончалась удачей, одно обстоятельство мешало Белому Клыку наедаться досыта: белки попадались редко, и ему волей-неволей приходилось охотиться на более мелкую дичь.
So acute did his hunger become at times that he was not above rooting out wood-mice from their burrows in the ground.	По временам голод так мучил его, что он не останавливался даже перед тем, чтобы выкапывать мышей из норок.
Nor did he scorn to do battle with a weasel as hungry as himself and many times more ferocious.	Не погнушался он у вступить в бон с лаской, такой же голодной, как он сам, но в тысячу раз более свирепой.