Белый морок. Голубой берег

— А тебя, сын, я прошу… Видишь ли, всю ночь мне мерещился любисток, но как я ни силился вспомнить его запах, так и не смог. За двадцать лет начисто выветрился из памяти. А такого душистого любистка, как тут, на Украине, нигде в Европе нет… Не знаю, может, это обычный для больного каприз, но почему-то кажется: достаточно вдохнуть этот пьянящий аромат, как я сразу же поднимусь на ноги. Так что ты прости меня за беспокойство, но достань хоть пучочек любистка. И, пожалуйста, с барвинком.

— Да какое там беспокойство! Я мигом…

Олесь побежал в ванную. Умылся, затем наскоро выпил стакан молока, надел чистую рубашку и вышел из дома. Несмотря на раннюю пору, было уже жарко. Сухой горячий ветер взвихривал пыль, кружил ее над городом, забивая глаза прохожим. Но Олесю казалось, что такой расчудесной погоды он вообще не помнит. Взволнованный беседой с отцом, окрыленный радужными надеждами, изо всех сил мчал прямиком к Бессарабке, забыв даже о Кушниренковой пуле в легких. Но ни любистка, ни барвинка на базаре не увидел. Несколько раз обошел ряды, приглядывался к каждому пучку зелени, но нужного ему товара никто не продавал.

Не очень еще горюя, Олесь подался на Сенной базар. Но и там на его вопрос крестьянки лишь разводили руками. Молодой картошки, луку, щавеля, укропа, петрушки — пожалуйста, а любистка… Чего нет, того нет! Кто же мог предвидеть, что в голодном Киеве найдется покупатель на такой товар?

Повертевшись на Сенном базаре, Олесь вынужден был отправиться на Подол. Должно же быть это зелье хоть на одном из киевских рынков! Должно!

А в то время, когда Олесь направлялся на Подол, в кабинет Рехера входил мужчина средних лет, сухощавый, высокий, в какой-то неопределенной полувоенной форме.

— Проводник учебной команды особого назначения князь Тарханов по вашему приказанию прибыл, — доложил он.

Рехер даже не шевельнулся, молча прощупывал князя колючими глазами. Шли минуты, а он все глядел и молчал, пока наконец тот не заговорил сам:

— Я знаю, что должен быть сурово наказан… Но, герр Рехер, поверьте: вины моей в происшедшем никакой нет. Я все делал так, как вы приказывали. В том, что Кушниренко пронес на стадион пистолет, виноваты спецы из гестапо. Такую гадину следовало еще при входе «процедить». К тому же, примите во внимание, что именно я помешал ему сделать прицельный выстрел. И сразу обезоружил…

— Довольно об этом! — произнес наконец хозяин. — Где письмо?

— Вот. Прошу. — Тарханов выхватил из нагрудного кармана кителя небольшой измятый конверт и угодливо протянул своему патрону.

— Кстати, куда вы девали Кушниренкову связную? — спросил Рехер, с любопытством рассматривая неказистую добычу и зачем-то взвешивая ее на ладони.

— Отправил на «Слепую дачу». Из этого подземелья самому дьяволу не вырваться!

— Берегите! Она вскоре мне понадобится.

Небрежно разорвал самодельный плотный конвертик и вынул густо исписанные листочки из обычной школьной тетради. На месте заголовка было четко выведено: «Письмо к партии». И дальше: