Белый шаман

Почти все пастухи покинули Эттыкая. И Вапыскат был вынужден всё чаще выходить обыкновенным пастухом в своё стадо, которое таяло с каждым днём: то волки отколют косяк, разгонят по тундре, порежут десятки, то мор нападёт – никаким камланием не отгонишь. Приехал однажды чёрный шаман к Эттыкаю и сказал:

– Кажется, сдвинулась со своего места сама Элькэп-енэр, приходит конец всему сущему на свете.

– Приходит нам с тобой конец, а не всему сущему, – раздражённо ответил Эттыкай, не очень приветливо принимая гостя.

– Я нашлю порчу на Майна-Воопку. Он научился дерзости у Пойгина. Это ты спас проклятого анкалина. Я вчера нюхал шкуру чёрной собаки… до сих пор в ней хранится предсмертный пот этого Пойгина.

– Да, спас, это верно, – неотступно думая о чём-то своём, подтвердил Эттыкай.

– И Рырки нет. Сколько он говорил, что наша пуля рано или поздно настигнет Пойгина. А вышло, что пуля Пойгина его настигла. Всё ты, ты виноват. Зачем тогда пощадил Пойгина?

– Пощадил, пощадил, – приговаривал Эттыкай, поправляя огонь в светильнике.

– Ну и как теперь будем жить дальше?

– Наверное, будем отдавать оленей в артель, пока их волки не пожрали.

– Что?! – Вапыскат принялся ожесточённо расчёсывать свои болячки. – Отдавать оленей в артель?

– Да, отдавать оленей в артель и проситься к Пойгину в пастухи…

– К Пойгину в пастухи?! Я лучше наглотаюсь мухоморов и уйду к верхним людям. И никогда уже сюда не вернусь…

Эттыкай с равнодушным видом пожал плечами:

– Как знаешь, как знаешь. Можно и так. Но скорее всего, когда олени твои разбегутся, ты станешь обыкновенным анкалином, будешь жить на берегу.

Чёрный шаман от изумления, казалось, и дышать перестал. Наконец закричал:

– Ты что говоришь?! Понятна ли тебе суть твоих слов?! Неужели ты настолько поглупел, что смеешь меня так унижать без боязни быть наказанным?

– Не твоего наказания боюсь…

– Не моего? Может, наказания Пойгина ждёшь? Рырка уже дождался…

– Дождался, дождался…

– Пусть на твоих оленей найдёт мор!

– Пусть, пусть найдёт, – монотонно и равнодушно сказал Эттыкай. – А тебе я прорицаю жизнь анкалина. Хватит, наслушался твоих прорицаний, послушай мои…

Не знал в тот момент чёрный шаман, насколько был близок к истине Эттыкай. Отставив в сторону чашку с недопитым чаем, Вапыскат принялся быстро одеваться.

– Пусть гостем твоего очага будет Ивмэнтун, но только не я…

Эттыкай на какое-то мгновение пожалел, что разгневал чёрного шамана, но тут же мысленно махнул рукой и замер с крепко закушенной потухшей трубкой.

Вапыскат ушёл. А Эттыкай ещё долго сидел неподвижно, пугая жену своим мрачным видом.

– Пора идти в стадо, – робко напомнила Мумкыль. Эттыкай посмотрел на неё так, будто она оказалась тем самым Ивмэнтуном, которого пожелал ему увидеть собственным гостем чёрный шаман. Мумкыль юркнула мышью вон из полога. «Пора идти в стадо», – ещё долго звучал в ушах Эттыкая робкий голос жены. Да, пора идти самому в стадо, как последнему пастуху. Такая теперь у него жизнь. Где же выход? Может, и вправду прийти к Пойгину и попроситься в артель? Однако, что будет дальше? И примут ли его в артель?

Много раз с тех пор возвращался Эттыкай к этой мысли. Осторожно заговаривал с Майна-Воопкой по этому поводу. Однажды приехал к нему в стойбище, застал у костра в яранге. Пэпэв достала белую шкуру оленя, вопросительно посмотрела на мужа. Тот едва приметно кивнул головой, мол, стели. Эттыкай заметил это, сел на шкуру осторожно, почти застенчиво, показывая, насколько он лишён даже в малой степени высокомерия. Долго пили чай молча. Наконец Эттыкай сказал:

– Не жалко тебе, что моих оленей рвут волки?

– Жалко…

– Вот, вот, жалко, очень жалко. А как твоё стадо? Большое оно теперь у тебя, о-о-о-чень большое.

– У меня моих оленей не больше, чем было. Остальное стадо общее, артель называется.

– Не режут волки ваших оленей?

– Случается. Но много меньше, чем резали когда-то.

– Не ленятся пастухи?

– Нет, не ленятся.

– Неужели Выльпу слушаются, как слушались Рырку или меня?

– Вас больше боялись, чем слушались.

– Да, да, боялись, это верно, боялись. Какой пастух слушается, если хозяина не боится.

– Есть и такие, которым страх нужен. Привыкли, что Рырка на них должен рычать…

– Или Эттыкай лаяться, – попробовал пошутить гость над собой, горько усмехаясь.

– Мы научились по-своему вселять в таких страх, – сказал Майна-Воопка, как бы пропуская мимо ушей шутку Эттыкая, которому она, видимо, не так-то и легко давалась.

– Каким образом?

– На всеобщий укор приглашаем – собрание называется. Правда, собрание это не только всеобщий укор тому, кто нарушил запрет на лень, на бесчестие. Это ещё и как бы семейный совет по всем общим делам.

Эттыкай поморщил лоб, не в силах осмыслить для него непостижимое, и тихо повторил:

– Всеобщий укор… Смешно как-то… Майна-Воопка вскинул гордую голову, показывая, что гостю нелишне было бы выбирать слова поосторожнее, а то здесь и обидеться могут. С чувством достоинства ответил:

– Не так уж и смешно. От лодырей пар идёт, как от котла над костром, когда выслушивают наш укор.

Эттыкай понял, что допустил оплошность, сказал льстиво: