Белый шаман

– Ты умеешь устыдить того, кто достоин порицания…

– Не только я.

Приняв от Пэпэв ещё одну чашку чая, Эттыкай отпил глоток и надолго задумался. Потом отпил ещё несколько глотков, поправил машинально амольгин, взявшийся жаром в костре, и спросил, напряжённо глядя на Майна-Воопку:

– Могу ли я стать человеком вашей артели? Майна-Воопка подумал, прежде чем ответить.

– Я скажу, если ты позволишь, каждому из чавчыват артели, о чём ты меня спросил сегодня…

– Позволяю.

– Пусть думают об этом чавчыват. Я тоже буду думать… А ещё советую съездить к Пойгину, он самый главный у нас…

– Да, да, я знаю. Он давно уже был главным, даже тогда, когда жил у меня простым пастухом.

…Ещё несколько месяцев думал Эттыкай, не попроситься ли ему в артель. И только тогда, когда к лету откочевал со своим стадом к морскому берегу, явился к Пойгину в правление артели. Это был деревянный дом у самого берега моря. Здесь толпилось много людей. Эттыкай настороженно огляделся, присел в угол и долго смотрел на Пойгина, отдававшего распоряжения охотникам. «Что ж, может, я тебя и не зря спас от шкуры чёрной собаки, – мысленно обращался к нему Эттыкай. – Теперь твоя очередь спасать меня. Интересно, каким было твоё лицо, когда ты стрелял в Аляека, а потом в Рырку? И так ли уж ты и не заметил, что я к тебе пришёл? Скорее всего хочешь обидеть своим пренебрежением…»

Судя по всему, охотники были почтительны к своему председателю. Но вот вошёл Ятчоль, протолкался к Пойгину, закричал:

– Я не поплыву в море на пятой байдаре! Она слишком мала и неустойчива на волнах.

– Садись в третью байдару, на моё место. Я буду на пятой, – спокойно ответил Пойгин.

– Нет, я лучше поплыву на пятой. Третья ещё хуже.

– Это верно. Потому я и выбрал её для себя и для тех, кто не трясётся от страха перед каждой волной.

– А я трясусь? Ты почему позоришь меня?

Охотники попытались урезонить Ятчоля:

– Помолчи, рваная глотка!

– Покричи на свою жену, она привыкла к этому!

– Не мешай председателю!

– Он сделал три новые байдары, а сам уйдёт в море на старой…

– Пусть уходит на новой, кто ему запрещает, – уже потише возразил Ятчоль.

– Совесть ему запрещает.

– Он и на старой тюленей и моржей добывает больше, чем кто-либо другой на новой.

– Он шаман, он прикликает к себе зверя! – опять закричал Ятчоль. – Скоро очочи прогонят его из председателей. Скоро придёт газета из округа со словами проклятия Пойгину…

Эттыкай насторожился. О чём болтает этот крикливый человек? Может, всё-таки говорит правду? Так ли уж и устойчив Пойгин под своей Элькэп-енэр? Почему он молчит? И все охотники тоже молчат…

Молчание действительно было долгим и тяжёлым.

Но вот к Пойгину подошёл Мильхэр – охотник высокого роста, с рябым от оспы лицом, и вдруг схватил Ятчоля за оба уха и с яростью прямо в лицо сказал:

– Если и вправду придут слова проклятия в листке немоговорящих вестей… я оборву твои уши и скормлю собакам.

Охотники рассмеялись. А Пойгин устало улыбнулся и негромко попросил:

– Отпусти его, Мильхэр. И руки в морской воде вымой. Уши Ятчоля, как и язык его, только с ложью и знаются.

И снова насмешки, как снег в пургу, осыпали Ятчоля. Осторожно потирая уши, он ждал момента, чтобы ответить насмешникам. Наконец дождался такого мгновения, закричал, раздувая в натуге шею:

– Откусите свои языки, угодливые людишки! Вы и передо мной по-собачьи вертели бы хвостом, если бы я был председателем. Но я буду, буду ещё вашим очочем! Пусть только придёт газета со словами проклятия Пойгину…

Ятчоль знал, о чём говорил. Месяц назад, когда артель готовилась к первому выходу байдар в море, Пойгин вышел со всеми охотниками Тынупа на берег со своим бубном. Старик Акко нёс в лукошке из моржовой шкуры кусочки нерпичьего мяса, Мильхэр – лопасть от весла, Кайти – глиняный сосуд с жертвенной кровью нерпы. Навстречу людям дул резкий ветер. Море, насколько мог его постигнуть глаз человека, было открыто, нигде даже малейшего намёка на ледяное поле. И это было плохо. Моржи, тюлени чаще всего там, где плавают ледяные поля. Надо было попросить море, его хозяйку, Моржовую матерь, пригнать ледяные поля, которые можно было бы достигнуть на вёслах.