– Ну и пишут же… умники, мозги свихнешь. Нет чтобы, понимаешь ли, простым человеческим языком объяснить, так нет, надо с выкрутасами…
Пойгин тоже заглядывал в книжицу, и чувство уверенности покидало его. Конечно же, ему никогда не понять помещённые в книжицу советы, как обходиться с мотором. О своей неспособности овладеть тайнами чтения и письма он в последнее время думал с мучительной болью. Можно было бы ходить на ликбез каждый вечер, сидеть, подобно мальчишке, за партой. Но ему же некогда! Это сколько же времени надо потратить, чтобы сидеть в школе, как сидит его Кайти. Хорошо бы понять тайну немоговорящих вестей как-то сразу, постигнуть её вдруг пришедшим наитием. Это должно быть как прозрение! Пойгину иногда снилось, что такое прозрение пришло, и он теперь умеет читать и писать, и не гнетёт его больше стыд за немощь своего рассудка.
Прошлой зимой он просил Кайти научить его читать и писать. «Поясняй мне то, что ты поняла в школе». Кайти поясняла, а Пойгин мало что понимал и отстранялся от букваря, от тетради, презирая себя за тупоумие. Потом он попросил Тильмытиля научить его тому, чему он сам научился в школе. Он брал мальчишку с собой на проверку капканов, останавливал нарту где-нибудь под горой, в затишке, где не таким был пронзительным ветер, и требовал: «Учи здесь». И тогда Тильмытиль вычерчивал на снегу буквы, цифры и, стараясь подражать Надежде Сергеевне, громко говорил:
– Запомните на сегодня главное. Есть в чукотском языке две группы гласных, это как два отдельных стада оленей. Их ещё называют рядами гласных. В первом ряду, или стаде, находятся «и», «э», «у»; во втором – «э», «а», «о»…
– Ты что разговариваешь так, будто здесь не я один? К тому же в твоей речи слишком много русских слов, которых я не понимаю.
Тильмытиль смущённо умолкал, обдумывая, с чего же начинать. Хочешь не хочешь, надо разговаривать с Пойгином, как с первоклассником. Стыдно со взрослым человеком так обращаться, но что поделаешь? Не станешь же ему объяснять падежи чукотского языка: абсолютный, творительный, сопроводительный. А жаль. Если бы дали волю Тильмытилю, он даже птицам, сидящим на скалах, растолковал бы, что такое детально-направительный падеж, отправительный, определительный. А ещё – слушайте, слушайте, птицы! – есть ещё и назначительный падеж. Но рано Пойгину знать это. Если бы он понял, что такое слог, – и то уже было бы хорошо.
– Ты меня не учи пустякам. Ты главному учи, – между тем требовал Пойгин, стараясь скрыть за строгостью тона смущение. – У меня рассудок не хуже, чем у Ятчоля, получше внуши – и я всё пойму.
– Ладно. Постараюсь внушить. Только не обижайся, если я буду разговаривать с тобой, как с первоклассником.
– Разговаривай как хочешь. Однако о почтении не забывай… Я постарше твоего отца…
И Тильмытиль не забывал о почтении. Особенно он помнил об этом, когда Пойгин учил его своей грамоте охотника-следопыта.
Однажды Тильмытиль не смог отличить след волка от следа обыкновенной собаки. Пойгин на второй день, перед уходом на охоту, зашёл в класс, сказал Надежде Сергеевне:
– Отпусти его со мной.
– Нельзя. Уроки только начались.
Пойгин мрачновато усмехнулся, поманил пальцем учительницу из класса.
– Иди, иди сюда, я кое-что тебе объясню. Надежда Сергеевна, несколько недоумевая и сердясь, вышла из класса.
– Дети наши научились различать знаки немоговорящих вестей, как я умею различать следы зверя. Это хорошо. Но плохо то, что Тильмытиль вчера не отличил след волка от следа собаки.
– Научится.
– Когда? Это надо познавать сразу же, как только мальчик забывает вкус молока своей матери.
– Пусть дети познают это на каникулах, в конце концов, после занятий.
– Нет, так не познаешь. Это надо видеть даже во сне.
Надежда Сергеевна с досадой поглядывала на дверь класса.
– Ты мне мешаешь, Пойгин, – сказала она. – Я тебя уважаю, но нельзя же так…
– Я тоже тебя уважаю. Но почему ты не хочешь понять, что в моё сердце вселилась тревога?
– Всё будет хорошо, Пойгин. Грамотный человек найдёт себе дело.
– А кто будет ловить песцов, пасти оленей?
– Ты что, хочешь сказать, что школа ни к чему? И это тебе, председателю, пришли такие мысли?
– Какой я буду председатель, если наши дети вырастут и не смогут отличить след волка от следа собаки?
К изумлению Надежды Сергеевны, Пойгин с решительным видом распахнул дверь класса, подошёл к парте Тильмытиля, схватил его за руку и увёл с собой. Тильмытиль упирался, даже заплакал, но Пойгин был неумолим.
Едва выехали в тундру, Пойгин приказал Тильмытилю сойти с нарты.
– Долго сидеть за партой ты научился. Теперь учись бегать.
Тильмытиль побежал. Шло время, а Пойгин словно забыл о мальчишке.
– Я больше не могу! – закричал Тильмытиль, задыхаясь.
– Можешь!