Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах

И спешила дружина,
   рать скорбящая,
разойтись по домам
   в ютских землях,
в пределах фризских;
   сам же Хенгест,
доверясь клятве,
   время зимнее
вредотворное
   вместе с Финном провел,
об отчизне печалуясь;
   и закрылись пути 1130
кольцегрудых ладей —
   воды вспучились,
ветром взбитые,
   а затем во льды
заковал их мороз.
   Но пришла пора,
повернулся год —
   чередой возвращаются
времена с небес
   (так и ныне!)
на земли смертных, —
   стаял зимний покров,
зеленели поля,
   и сбирался в путь
гость с чужбины;
   но чаще на мысли
приходила ему
   не морская тропа,
но кровавое мщение —
   в новой схватке 1140
он фризам попомнил бы
   встречи прежние!
Потому не отверг он
   Хунлафинга[72]
меч, возложенный
   на колени его,
пламя битвы,
   клинок прославленный
(ютам памятно
   это лезвие!),
от которого
   Финн лютосердый
принял смерть в бою
   во дворце своем.
Так случилось,
   что Гудлаф с Ослафом,
с горькой вестью
   к данам ходившие,
возвратились из-за моря,
   и сердца их исполнились 1150
духом ярости —
   кровь заструилась
в доме Финна,
   и рать была выбита,
и жена его
   стала пленницей.
Было Скильдингам
   чем грузить ладьи —
драгоценностями,
   самоцветами, —
всем, что в доме,
   в хоромах Финна,
отыскать смогли;
   и жену благородную
возвратили они
   из заморья в отечество,
в землю датскую!»

   Так закончил

сказитель песню; 1160
   пир продолжился
за медовым столом,
   и вино — дивных бочек сокровище —
разносил виночерпий.
   Златовенчанная
вышла Вальхтеов
   в зал, где конунг
сидел с племянником
   (не порвались еще
узы кровные),
   а в стопах у владетельных Скильдингов
сел вития
   Унферт, признанный
меж людьми
   многодоблестным,
хоть и был он убийцей
   кровных братьев своих.
И промолвила Вальхтеов:
   «Господин мой,
испей эту чашу,
   о даритель сокровищ, 1170
да возрадуешься
   ты, друг воинов!
Слово доброе
   молви гаутам,
будь с гостями
   не скуп, но равно
дари и ближних,
   приветь и дальних!
Назвал ты сыном,
   так я слыхала,
героя-гаута,
   который ныне
очистил Хеорот
   кольцесверкающий, —
так будь же щедрым,
   покуда можешь! —
когда же срок твой
   придет, оставишь
своим сородичам
   казну и земли! 1180
А добрый мой Хродульф[73]
   поддержит славу
юной дружины,
   коль скоро прежде,
чем он, о Скильдинг,
   ты жизнь покинешь;
сторицей, надеюсь,
   воздаст он нашим
детям за прежнее:
   был сиротой он,
его мы вскормили
   и мы возвысили
нам на радость,
   ему во славу!»

Затем повернулась

   к скамье, где братья,
Хредрик и Хродмунд,
   сыны ее кровные,
сидели средь юных,
   а между ними — 1190
герой гаутский,
   воитель Беовульф.

19