«Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы

В записях моего друга Георгия Вайнера есть очень емкое и точное наблюдение, которое, с его любезного разрешения, процитирую: «Гений – повседневностью своего существования, своей избыточностью, неиспользуемым богатством возможности, естественной верой в себя, ранит в сердце окружающую его серость». И дальше более конкретно: «Апология Сальери, учителя Бетховена и Шуберта. Он умер в 1825 году, через 34 года после Моцарта. Миф был рожден досужими сплетниками, подлинными завистниками – они-то как раз завидовали не Моцарту, а богатому и успешливому Сальери – и позднее неосторожно канонизирован Пушкиным, нуждавшимся в яркой метафоре».

Впрочем, Пушкин воспринимал исторические события очень личностно, не только как часть всемирной драмы, но, прежде всего, как проявление человеческих страстей. Он был искренне убежден, что Сальери отравил Моцарта, так же как и в том, что Борис Годунов повинен в гибели царевича Дмитрия[943].

Суть проблемы замечательно, на мой взгляд, передана в шуточном стихотворении Валентина Гафта «Сальери»:

Об стенку мне башкой не биться
И не бросаться на колени.
Я сделал это, я – убийца.
Сегодня мной отравлен гений.

Семь нот – любимые игрушки

Звучат как в траурном узоре
В его же Реквиеме. Пушкин
Как будто был при приговоре.

О, как безумно сердце бьется,

То страх, то сладость от потери.
И хоть страдаю я как Моцарт,
Но сочиняю как Сальери.

Меня, как звери, раздражали

Чужие звуки чудодейства.
Но, Пушкин, вы не только знали,
Что яд у Моцарта в бокале.

Вы всему миру предсказали,

Что рядом с гением злодейство.
Пусть надо мной судьба смеется
И похихикивают черти.

Я буду рядом с вами, Моцарт,

Мне Пушкин подарил бессмертье.

«Венчавшись римскою тиарой» [944]

«Проказы женские кляня…»

Женщина, Ваше Величество,

Как вы решились сюда?..

Булат Окуджава

Начну со скандала. Один из лидеров движения итальянских гомосексуалистов, «архигей» Серджо Ло Джудиче, выступил недавно с предложением избрать следующим Папой Римским женщину. «Римско-католическая церковь давно нуждается в нежной женской руке», – заявил он. Не стоило бы, может быть, цитировать это эпатажное заявление, если бы не один исторический курьез, вызвавший неподдельный интерес Пушкина. Речь идет о знаменитом и загадочным анекдоте, связанном со средневековыми интригами вокруг римского Святого Престола. Раз этот сюжет привлек внимание поэта, проследим и мы за канвой событий. Предание гласит, что после смерти папы Льва IV в 855 году трон Святого Петра два года, пять месяцев и четыре дня занимала женщина, оставшаяся в народной памяти как «папесса Иоанна» (Джованна, Жанна, Анна, Агнесса Ланглуа). Знатоки ватиканских интриг утверждают, что речь идет о реально существовавшем персонаже – прекрасной англичанке благородных кровей и высокого ума. Получив в лицее немецкого города Майнца хорошее образование, она решила его продолжить. И, переодевшись в мужское платье, бежала со своим соучеником, монахом из Фульды, сначала в Англию, потом в Афины, посещала самые известные богословские и философские школы. Честолюбивый монах мечтал, набравшись знаний, поехать в Рим и стать кардиналом, а если судьбе будет угодно, то и самим папой. Но во время скитаний по Европе юноша заболел и умер от лихорадки, а его спутница, оставаясь в мужском обличье, поклялась на могиле друга осуществить его дерзкую мечту. И отправилась в Рим.

Благодаря недюжинным способностям, ораторскому искусству и богатым знаниям чужеземке удалось получить кафедру в греческой школе. Вскоре слава о высокопросвещенном монахе распространилась по всему Риму. «Джованни Англико» – так назвалась авантюристка – стала своим человеком при папском дворе. Она успешно занималась не только церковными, но и государственными делами. В частности, руководила работами по строительству высоких каменных стен, которые до сих пор окружают Ватикан. Её возводят в сан кардинала. Умирает Папа Лев IV, и в его преемники не нашлось никого достойнее Джованни. Под звон колоколов конклав провозгласил ее главой римской церкви.