«Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы

Следующий эпизод, имеющий отношение к восприятию романа, связан с анонимным характером публикации пушкинского отрывка. Вспоминает критик и драматург П.А. Катенин: «В деревню писал ко мне О.М. Сомов, уведомляя, что он вместе с бароном Дельвигом намерен издавать «Литературную газету», и прося в нее присылок; я начал отправлять туда по кускам свои «Размышления и разборы»[453]. Между тем попалась мне там статья без подписи под заглавием: «Ассамблея при Петре Первом»; я узнал перо Пушкина и спросил у Сомова: справедлива ли моя догадка? Он отвечал, что нет, что писал другой, кого, однако, назвать не может, ибо автор желает быть неизвестным. Не очень ему веря, я черкнул наоборот, что тем лучше, коли есть другой, и давай Бог третьего, кто бы писал не хуже Пушкина. Хитрость не удалась, и Сомов признался с позволения сочинителя, который, видя, что меня обмануть нельзя, взял письмо со стола и в кармане унес домой» (1852 г.)[454].

Д.П. Якубович, один из лучших знатоков пушкинской прозы, заметил, что роман о царском арапе почти не привлек внимания современников. В самом деле, отзывов крайне мало.

В упомянутом нами письме Вяземского к А.И. Тургеневу говорилось о содержании романа («Он читал нам на днях у Жуковского несколько глав романа в прозе, а lа Walter Scott, о деде своем Аннибале. Тут является и Петр») и давалась одна из самых первых оценок: «Много верности, и живописи в нравах и в рассказе» (18 апреля 1828 года)[455]. Это были непосредственные впечатления, так сказать, по свежим следам.

В 1847 году Вяземский подготовил (но опубликовал только в середине 1870-х годов) критическую статью «Взгляд на литературу нашу в десятилетие после смерти Пушкина». В ней содержится немало точных и метких наблюдений над творчеством его покойного друга, в частности над пушкинской прозой. Имеется там и краткий разбор романа о царском арапе, который представляет для нас особый интерес. Итак, Вяземский о Пушкине – историческом писателе:

«У Пушкина, кроме Пугачевского бунта, найдутся еще другие произведения, в которые история входит и вносит свои вспомогательные силы. Возьмите, например, главы, к сожалению, не конченого романа: «Арап Петра Великого». Как живо и верно обрисованы легкие очерки Петра и современного и, так сказать, насильственно создаваемого им общества. Как увлекательно и могущественно переносят они читателя в эту эпоху. Истории прагматической, истории политической, учебной истории здесь нет. Здесь мимоходом только, так сказать, случайные прикосновения к истории. Но сколько нравственной, художественной истины в этих прикосновениях. Это дополнительные и объяснительные картины к тексту истории. Петр выглядывает, выходит из них живой. Встреча его с любимым Ибрагимом в Красном Селе, где, уведомленный о приезде, ждет его со вчерашнего дня, может быть, и даже вероятно, не исторически верна, но – что важнее того – она характеристически верна. Этого не было, но оно могло быть; оно согласно с характером Петра, с нетерпеливостью и пылкостью его, с простотою его обычаев и нрава. То же можно сказать об аудиенции, которую Петр на мачте нового корабля дает приезжему из Парижа молодому К.

Тут нет ни одной черты, которая изменила бы очертанию и краскам современного быта; нет ни единого слова, которое звучало бы неуместно и фальшивою нотою. Везде верный колорит, везде верный диапазон. А неожиданный приезд Петра к Гавриле во время самого обеда и в самый разгар сетований о старом времени и укоризны на новые порядки. Сватовство дочери хозяина за любимого им арапа, которое он принял на себя: все это живые картины, а потому и верные». Далее у Вяземского слышится полемика с русскими «подражателями» Вальтеру Скотту: «Где нет верности, там нет и жизни, а одна подделка под жизнь, то есть именно то, что часто встречается в новейших романах, за исключением английских. Англичане такой практический народ, что и романы их практические. Даже и в вымысле держатся они того, что есть или быть может.

Оставляем в стороне прелесть романического рассказа, также живого отголоска того, что есть и быть могло. Здесь имеем в виду одни свойства будущего историка, одни попытки, в которые он умел схватить, так сказать мимоходом, несомненные приметы исторического лица, что, впрочем, доказал он и прежде в изображениях своих Бориса Годунова, Дмитрия Самозванца, Марины, Шуйского»[456].

Вяземский, между прочим, одним из первых среди критиков «Арапа Петра Великого» увидел эту преемственность, связь между исторической драмой Пушкина и его неоконченным историческим романом.

Осенью 1846 года в журнале «Отечественные записки» появилась одиннадцатая (и последняя) статья В.Г.Белинского из цикла «Сочинения Александра Пушкина». Там содержались ныне широко известные (и часто цитируемые) суждения великого критика о ранних пушкинских прозаических опытах: