- Ты разве думаешь, что котермана вовсе нет? Старый капитан Мартсон, говорят, видел его собственными глазами. Как раз ночью, перед тем, как Мартсон сел со своим «Альбатросом» на мель, маленький мохнатый зверек прыгнул с самого верха грот-мачты на нижнюю рею фок-мачты и в один миг с писком исчез под брашпилем. Мартсон, толкуют, еще посветил фонарем - и увидел на палубе царапины от когтей, - говорил Йоосеп, прихрамывая и ведя за собой по узкой тропинке старика.
Едва ли поводырь, любивший захватывающие рассказы, услышал бы от Каарли в ответ какую-нибудь историю в этом роде. Слишком ревностные религиозные порывы Рити сильно поколебали его веру сначала в бога, а потом и в черта со всеми его присными. Зачем нужны на свете черти, если и без их помощи один человек может превратить жизнь другого в ад? Но прежде чем он смог ответить в этом духе своему поводырю, мальчонку целиком захватила величественная картина, заставившая забыть всяких чертей и котерманов.
Поднявшись по тропинке на прибрежный дресвяный холм, он увидел в полуверсте большой корпус корабля и суетившихся вокруг него, как в муравейнике, людей. На мгновение Йоосеп остановился, разинув рот. Множество людей шагало, налегая на вороты, стальные тросы между кораблем и Тыллуским камнем все больше натягивались. Одновременно с церковными колоколами снова загрохотал таран, и даже с холма было видно, как оба троса одновременно шлепнулись в воду, а корабль на фут, а то и больше скользнул вперед. Снова и снова натягивались тросы, слышалось грозное буханье тарана, снова скользил вперед могучий корпус корабля, а суетящиеся вокруг него люди казались совсем крошечными. Это и послужило причиной удивления Йоосепа.
- А ты что, мнишь себя каким-нибудь Тыллем или Голиафом? В одиночку человек ничего особенного совершить не может, он уступает в силе даже хищному зверю. А вот видишь, общими усилиями да смекалкой можно такое сделать, чего не делал и Большой Тылль. Далеко уже у них корабль? - спросил Каарли.
- До воды еще далеченько. Да теперь он уже легче скользит, берег-то становится круче, - сказал Йоосеп, видя, что корабль при новом мощном ударе тарана двинулся уже не на фут, а почти на полсажени вперед. - Глянь-ка, и народ все прибывает, кто сушей, кто морем, с Весилоо сюда нацелился шлюп, полный людей.
- Ну, теперь-то ты направил свою подзорную трубу косо. Никогда старый Хольман не станет помогать спуску Тынисова корабля… В церковь едут.
- В церковь! Какая теперь еще церковь! Оно, правда, далеко, я не вижу, кто в лодке, но они сейчас втянули шкот и, смотри, поворачивают вдоль мыса Хюльгераху к Сийгсяаре.
Уж Каарли, наверно, смотрел бы, будь он зрячий, но ему приходилось довольствоваться рассказом Йоосепа и собственным слухом. С берега неслись крики чаек и людей, вой ветра смешивался с грохотом тарана, а перезвон церковных колоколов умолк (из-за набожности Рити Каарли опротивел даже звук церковных колоколов). Да, правда, в церковь уже было поздно; значит, те, что на шлюпе, и впрямь плыли к кораблю. Кто бы это мог быть?
Вот оно, - вдруг Каарли осенило: это Лийзу! Ведь Тынис еще в Кюласоо обещал матери жениться на Лийзу, когда будет готов корабль. Что же может иметь против этого старый Хольман? Он даст еще Лийзу хорошее приданое. Главное, чтобы Тынис причалил к супружеской гавани, чтобы госпоже Анете не приходили больше в голову соблазнительные мысли.
Да, это была Лийзу. Она и в самом деле явилась вместе с хольмановскими батраками и другими жителями Весилоо на помощь к спуску корабля. Может быть, приехал бы и сам папаша Хольман, но он уже вторую неделю не подымался с постели. Из посылки батраков и бочонка пива каждый должен был заключить, что старый капитан не мелочен и не злопамятен. И почему бы не прийти сюда Лийзу, если и такие пожилые женщины, как жена мастера Эпп, Вийя из Кюласоо, кийратсиская Тийна, жена лайакивиского Кусти, Марис, раннаская Реэт и многие другие старательно кряхтели у хваток воротов? Даже слепого Каарли и Йоосепа встретили с радостью, хоть от них и не было прямой пользы, - только и дела, что прибавилась одна пара глаз и четыре уха в толпе глазеющих детишек и дряхлых старушек (таких, как мать Тыниса и Матиса - Ану и старая лоонаская Юула).
Перед тем как волна прибоя вот-вот должна была лизнуть нос корабля, люди у воротов и у тарана прервали свою тяжелую работу. Волостной писарь Антон Саар подошел широким и твердым шагом к кораблю, постоял мгновение молча, окинул взором собравшийся народ и сказал:
- Мы не первые спускаем на воду корабль здесь, на берегу Каугатома. Я говорю не о Хольмане и его кораблях, не о тех людях, которые в Крымскую войну ходили за солью и железом в Германию и Швецию, и не о тех, кто бежал за море от рабской жизни (как те шестнадцать семейств из деревни Каави). Эти дела нам хорошо известны по рассказам старых людей. Мне хочется сегодня сказать несколько слов в память тех, кто много веков назад, тысячу лет назад или около того, здесь, на этом берегу, спускал свои корабли на воду, не зная ничьей чужой власти.