Берег ветров. Том 1

- Кто же может их обидеть, кроме барона?! В этом корабле у каждого из них свой пай и свое слово.

- Вот и хорошо, главное - чтобы все у вас и дальше так шло! А что у тебя с женитьбой? Нехорошо человеку одному жить. Лийзу очень старательная, порядочная девушка, пора бы уж и свадьбу сыграть - сколько же ей ждать?

- Как ворочусь из первого рейса на новом корабле, будет тебе и свадьба, - сказал Тынис на ухо матери.

Но старушку это, видимо, не успокоило.

- Уже идешь на попятную - собирался ведь сыграть свадьбу, когда корабль будет готов.

- А разве он готов? Треть работы впереди. Мачты, такелаж, реи, паруса, установить их, наладить - мое дело. Двум богам сразу молиться нельзя. Сначала - корабль, потом - жена. Всему свой черед.

Старушка вздохнула.

- Не надо вздыхать, матушка, - успокаивал ее Тынис. - Весной корабль будет под парусами, а уж осенью ты попляшешь на нашей с Лийзу свадьбе, да так, что пол затрещит под ногами.

На этом их разговор и оборвался. Тыниса кликнули к тарану. Хотя кораблю уже дали имя, потребовалось еще два часа тяжелой работы, прежде чем «Каугатома» свободно поплыла по морю и встала за Тыллуским камнем на якорь. Только тогда в обширном доме папаши Пуумана начался праздник венчания нового корабля с морем, и Тынис на радость матери (да, наверно, и себе на радость) усердно танцевал с Лийзу. Старушка решила, что личная жизнь и младшего ее сына входит в правильную колею, и вскоре, успокоенная, покинула вместе с Вийей шумное пиршество, чтобы поплестись к своему нынешнему дому - к бобыльской хижине Рыуна-Ревала.

А о том, как продолжалась эта корабельная свадьба, повествует песня, сочиненная слепым Каарли:

Третий ковш. И круг все уже.

Закричала Марис мужу:

- Кусти, эй! Не так-то рьяно,

Пропадешь еще ты спьяну!

Ковш сюда! Уж мой черед,

Ну и бражка, глотку жжет!

Хоть я к чарочке привык,

Нынче прямо с ног кувырк!

По углам пошли беседы,

Ходят-бродят непоседы.

В доме танцы, топот ног,

Визги девок-недотрог.

Гармонист, чего робеешь?

Иль похлеще не умеешь?

Выдержит хозяйский пол.

Пей, коли на милку зол!

Вот и мастер пляшет с нами!

Быть нам, братцы, моряками!

Наплевать на котермана,

Поплывем до Роттердама.

Взвейся, парус, чтоб унес

Ветер прочь от моря слез,

Где барон и поп лютуют,

А мужик весь век бедует.

Не отвадит сила злая

От вскормившего нас края,

Час пробьет, настанет срок

И вернется паренек.

Повидал он белый свет,

Не страшился гроз и бед…

Нынче с парня взятки гладки,

Хоть в таможню - все в порядке.

Слепой Каарли в своей песне только еще вернулся на «Каугатоме» из первого рейса, а в большой комнате папаши Пуумана уже с треском отплясывали ааген-спиц, польки, рейнлендеры и ванаранна. В горнице же вперемежку расселись капитаны и мастера, штурмана и боцманы, матросы и коки, верхние и нижние пильщики и усердно прикладывались к пивным кружкам, а разговоры становились все громче, так что собеседники уже плохо слышали друг друга. Вскоре горница была полна рассказчиками, а охотников послушать становилось все меньше, и они, конечно, повысились в цене. Чувство меры сохранили только оба корабельных мастера. Они не спеша поднимали свои пивные кружки, вспоминали старые потешные истории, связанные с постройкой кораблей, - им ли было возражать против того, что молодежь сгрудилась вокруг, слушая их беседу:

- В старину случалось немало мастеров, особенно с острова Хийю, которые и не умели толком строить корабли, но не торопились объявить об этом хозяевам. Они первым делом начинали вырубать кили - некогда, мол, будет возиться с килем, когда закипит настоящая работа! Рубили недельку, а в субботу брали у хозяина деньги. Рубили вторую недельку - и опять подавай денежки. В третью субботу хозяин уже бывало заподозрит неладное, но мужики обнадежат его, и он снова платит. Той же ночью «килерубы» тихонько исчезали, как парни на заре от девчат, и поминай как звали, их никогда и не встречали больше на этом побережье.